Витражи Шагала
В СССР в годы правления Сталина имя этого художника было мало известно. Как неизвестны были совсем имена Бунина, Набокова и других выдающихся писателей и художников лишь потому, что в двадцатых годах прошлого века, не желая мирится с большевистским режимом, они покинули Россию, став эмигрантами. И лишь в годы хрущевской «оттепели» их имена стали возвращаться на Родину.
Впервые имя Шагала я узнал, когда плавал 3-м механиком на танкере «Херсон». Не помню, в каком это было году. Помню только, что погрузив в Одесской нефтегавани 10 тысяч тонн дизельного топлива, мы пошли развозить его по Европе. Часть выгрузили в Марселе, часть в Антверпене, а остаток выгружали в Роттердаме.
По выходу из Антверпена у меня разболелся зуб. Боль была невыносимой. Наша судовая врачиха дала мне обезболивающие таблетки, но они не помогали. Расстроенная женщина, успокаивая меня, говорила: «Ну, потерпи миленький, потерпи. Скоро придем в Роттердам и поедем к зубному врачу».
И вот там, в приемной врача, ожидая когда меня вызовут, я увидел на стене странную картину. На какой-то момент я даже забыл о зубной боли.
На картине была изображена кривая улочка с подслеповатыми домишками, покосившийся фонарный столб, возле которого стояла коза, а над домишками витал в воздухе скрипач, и на него, с одной из крыш, смотрел петух.
Голубые и оранжевые тона картины настолько были яркими, что невольно притягивали взгляд. А своей фантазией картина была похожа на сказку, которую в детстве перед сном рассказывала мне мать. В углу картины стояла подпись: «Марк Шагал».
В те времена мы были воспитаны на реалистической живописи. Советские художники, воспевая трудовые подвиги советских людей, - строителей коммунизма, - изображали на своих полотнах рабочих, колхозников, летчиков, спортсменов и если кто-то из художников отклонялся от метода «социалистического реализма», мог лишиться свободы.
В колымских концлагерях, наравне с бесчисленными «врагами народа», сидели и художники – формалисты, как называли тех, кто нарушали предписанные большевистской системой идеологические догмы.
Не изменилось в этой системе ничего и после смерти Сталина. 1 декабря 1962 года глава Советского правительства Н.Хрущев лично разогнал устроенную в московском Манеже выставку молодых художников, которые рискнули отойти от предписанных компартией догм.
А 15 сентября 1974 года, уже в годы правления Л.Брежнева, в Москве была разогнана милицией и снесена бульдозерами устроенная на одной из московских улиц выставка картин художников – модернистов, получившая название «Бульдозерной выставки». Поэтому и удивила меня своей фантазией увиденная впервые картина Шагала.
В следующий раз я снова встретился с его картинами спустя несколько лет в Бразилии, в Рио - де - Жанейро. Плавал я тогда уже 2-м механиком на теплоходе «Устилуг».
Было это вскоре после полета в космос Юрия Гагарина и его триумфального посещения многих стран мира, в том числе и Бразилии.
Гидом Гагарина в Рио была русская женщина Ольга Павловна Егоренкова. Когда мы пришли в этот живописный бразильский город с возвышающейся над ним на горе Корковадо огромной статуей Христа, Ольга Павловна каждый день приезжала к нам «поговорить, - как говорила она, - на родном языке».
Родилась она в Китае, в Харбине, где после закончившейся в России в 1922 году гражданской войны обосновались бежавшие от большевиков офицеры разгромленной Белой армии.
Участь этих людей была печальна. Не имея никаких средств к существованию, им приходилось работать грузчиками, носильщиками, чернорабочими. И многие, заработав кое-какие деньги, уезжали из Китая в Канаду, США и в другие страны американского континента. Так семья, в которой родилась Ольга Павловна, оказалась в Бразилии.
Отец ее был русским, а мать украинкой. Мать часто рассказывала дочери о «ридной Украине». И Ольга Павловна страдала от того, что никогда не видела свою историческую родину, а только угадывала ее красоту…
Помимо Ольги Павловны к нам приходило много украинцев, уехавших в двадцатых годах прошлого века из Западной Украины в Америку в поисках работы. В Бразилии они работали на кофейных плантациях. Старые, изможденные люди, они приходили к нам «побачиты ридных хлопчиков».
По распоряжению капитана матросы натянули на корме тент, поставили скамейки, столы, и наши гости, осмотрев судно и «поболакав» с нашими ребятами, угощались на корме украинским борщом. Его готовила для них наша повариха, добрейшая тетя Катя. И когда они с аппетитом ели, она стояла в сторонке и украдкой вытирала слезы…
Незадолго до отхода из Рио Ольга Павловна пригласила капитана, стармеха, старпома и меня к себе. Ольга Павловна была владелицей магазина, торговавшего женской одеждой. Магазин был где-то в городе, а жила она на берегу океана в доме просолившемся от океанских ветров.
Из окон дома открывался великолепный вид на белевшие вдали паруса прогулочных яхт. А в залитой солнцем гостиной, куда ввела нас Ольга Павловна, всю стену занимал увеличенный портрет Юрия Гагарина с его автографом.
За обедом, которым угощала нас хозяйка дома, она рассказала, почему именно она была гидом Гагарина во время его посещения Рио.
Ее подруга работала в мэрии. И когда стало известно, что Юрий Гагарин должен прилететь в Бразилию и посетить Рио-де-Жанейро, она и предложила мэру Ольгу Павловну в качестве гида Гагарина, как знающую русский язык.
- Это были самые счастливые дни моей жизни, - сказала Ольга Павловна. – Он ворвался в Рио, как ураган, всколыхнувший многомиллионный город. Везде, где бы мы ни появлялись, его приветствовали толпы людей. Его обаятельная улыбка очаровывала всех, и город содрогался от восторженных криков: «Гагарин! Гагарин!». А потом он был гостем этого дома и сидел за этим самым столом, где сидите вы. За этим столом он подписал мне свою фотографию, которую я потом увеличила…
Вот тогда, в доме Ольги Павловны, помимо фотографии Юрия Гагарина, я увидел и несколько картин Шагала. Показывая нам свой дом, она ввела нас в комнату, которая была уставлена вазами с цветами и увешана картинами.
- В этой комнате я отдыхаю душой, - сказала Ольга Павловна. – Здесь копии картин моих любимых художников.
Картины художников, которых я увидел, были мне хорошо знакомы. И «Золотая осень» Левитана, и «Грачи прилетели» Саврасова, и «Ночь над Днепром» Куинджи. Но Шагал…
Когда я сказал Ольге Павловне, что этот художник у нас неизвестен, она удивилась:
- Как? Он же родился и вырос в России, в Витебске. Его работами гордятся музеи всего мира! Неужели у вас его не знают?
В ответ я лишь пожал плечами…
Погрузив в Рио-де-Жанейро полные трюмы мешков с бразильским кофе, мы снялись на Данию, в Копенгаген.
Этот «кофейный рейс», как назвал его капитан, был тяжелым. За время стоянки в Рио, где температура забортной воды была около тридцати градусов по Цельсию, корпус судна настолько оброс ракушками, что мы еле ползли через Атлантический океан.
А когда подошли к берегам Европы, начиная с Бискайского залива, начало штормить так, что из-за стремительной качки ни есть, ни спать не было никакой возможности.
Зато по приходу в Копенгаген мы смогли насладиться красотой столицы Дании, торжественными ансамблями ее площадей и парков и постоять на набережной возле знаменитой скульптуры андерсоновской русалочки и пройтись по уютной улице имени датского короля Кристиана 10-го.
Этот король в годы Второй мировой войны, когда Дания была оккупирована фашистской Германией и датским евреям было приказано носить на одежде шестиконечные желтые звезды, первым нашил на свой костюм такую звезду и прошел по улицам города. А потом по его указанию датские рыбаки стали по ночам переправлять на своих лодках датских евреев в нейтральную Швецию, спасая их от депортации в гитлеровские лагеря смерти.
Когда спустя много лет мне довелось быть в Иерусалиме в музее Катастрофы европейских евреев «Яд ва-Шем», на Аллее Праведников мира, где посажены деревья в честь тех, кто спасали евреев в годы Второй мировой войны, я увидел дерево, посаженное и в честь короля Дании Кристиана 10-го…
Этот очерк я начал о Марке Шагале. Так вот. Когда мы уходили тогда из Копенгагена, там открылась выставка его картин. Но я на нее не попал. И лишь в годы горбачевской перестройки с отменной всевозможных запретов купил, уже не помню где, альбом репродукций Шагала.
С его картин, словно сквозь фантастические сновидения, открывалась простая правда жизни с ее радостью, грустью, разумом, а порой и безумием.
Родившись в конце 19-го века в бедной еврейской семье, его отец был грузчиком у торговца рыбой, пройдя через все унижения, которым подвергались евреи в царской России, покинув в 1922 году родину из-за несогласия с проводимой в отношении искусства политикой большевиков, перебравшись в Париж, Шагал, благодаря щедрости и мужеству своего таланта, стал знаменитым художником.
На своих полотнах он показал мир еврейских местечек, напоминающий рассказы Шолом-Алейхема с их мудрой печалью, занимался книжной графикой, иллюстрировал Библию, создавал витражи на библейские темы, которые украшают соборы в Израиле, Франции, Британии и США. И лишь для одной страны отказывался работать, - для Германии.
Шесть миллионов уничтоженных немецкими нацистами евреев были для него незаживающей раной…
В январе 2015 года в Германии вышла переведенная на немецкий язык моя книга «Возвращение с Голгофы». В ней я рассказывал о том, что пришлось мне пережить в годы фашистской оккупации Одессы, когда нас, евреев, загнали в гетто, а потом отправили в концлагерь.
Мой переводчик Ян Менинг живет в Майнце, и после выхода книги он организовал мне встречу со студентами майнцевского университета, изучающими историю Холокоста. Эти страшные страницы немецкой истории преподают в Германии в школах и будущим преподователям истории было интересно меня послушать.
После встречи со студентами, Ян предложил пройтись по городу, посмотреть его достопримечательности. Он повел меня в дом-музей Иоганна Гуттенберга, который изобрел книгопечатание, а когда мы вышли на улицу, сказал:
- А сейчас я поведу вас в церковь Святого Стефана, которая была построена в 1315 году, разрушена американскими бомбами в 1945-м, а когда ее реставрировали витражи для нее делал Шагал.
- Шагал? – удивился я. – Из его биографии я знаю, он отказывался работать для Германии!
- Да. Но его все же уговорил настоятель этой церкви Клаус Майер. Уговаривал долго, доказывая необходимость стирания границ между религиями и национальностями. И уговорил. Шагал работал над этими витражами, когда ему было уже 90 лет!
За этим разговором мы подошли к католической церкви, выстроенной в готическом стиле. Церковь, как церковь, каких в Германии много. Но когда мы вошли, передо мной открылось волшебное зрелище.
Снаружи через витражи лился голубой цвет, наполняя церковь небесной голубизной. А на самих витражах были изображены все библейские легенды, звучащие гимном оптимизму и надежде.
Витражи девяностолетнего Шагала воспринимались одой радости бытия. От них словно исходил призыв: «Живите и радуйтесь!»
Это слова Шагала, которые произнес он, когда закончил свой труд. Слова эти выбиты на бронзовой доске при входе в церковь с датами ее постройки, разрушения и восстановления.
И заканчивая этот очерк, мне хочется повторить: «Живите и радуйтесь!», как завещал великий художник Марк Шагал.