Оружием ее была - совесть
Говорят, каждый человек в своей жизни должен посадить хотя бы одно дерево. После второй мировой войны в дополнение к этой традиции появилась другая, когда дерево стали сажать в честь человека. В честь праведника мира.
Аллея таких деревьев есть в Иерусалиме, в Музее Катастрофы еврейского народа «Яд ва-Шем». Есть такая аллея и в Одессе, в сквере имени Хворостина. Здесь шумят на ветру березки, посаженные в честь тех, кто в годы оккупации Украины, несмотря на грозные приказы фашистов, рискуя жизнью, спасал от неминуемой смерти евреев.
5 июля 2000 года на этой аллее в торжественной обстановке в присутствии представителей городских властей, общественности, духовенства, а также членов Ассоциации бывших узников гетто и нацистских концлагерей, была посажена березка в честь простой деревенской женщины Надежды Яковлевны Жигаловой. Сажали это деревце перед теле- и фотокамерами дочери Надежды Жигаловой -Тамара, Мария и Лиза. Правда, Лизу еще не так давно звали Валя. Почему? Вот об этом я и хочу рассказать.
Жила до войны в Одессе многодетная семья Мабер. Десять детей! Лизе Мабер было в начале войны одиннадцать лет. Отец работал на судоремонтном заводе слесарем, мать была портнихой. Соседи во дворе уважали Маберов. Дружная работящая семья.
Когда в осажденной фашистами Одессе начали строить первые баррикады, Маберы всей семьей подтаскивали ржавые рельсы, помогали укладывать мешки с песком, делали вместе с остальными горожанами все возможное, чтобы преградить путь ненавистному врагу. Они верили: город не сдадут. Об этом ежедневно напоминали расклеенные на стенах домов листовки: «Одесса была и будет советской!».
Но город был сдан...
И вот зловещий приказ: «Всем евреям г. Одессы надлежит явиться на Слободку, в гетто. За неявку расстрел».
Как и многие другие евреи города, Маберы собрали свои нехитрые пожитки и покинули родной двор. Их провожали соседи, причитая: «Бедненькие, что же эти окаянные с вами делают!» - и целовали на прощанье детей. Были и такие соседи. Не все выдавали евреев...
В гетто семья Маберов пробыла недолго - они попали в первый зимний этап. Их усадили на подводы и повезли на железнодорожную станцию Сортировочную. Потом была Березовка. Оттуда в страшную стужу их погнали пешком. На расстрел. Расстреливали прямо в степи возле какого-то обрыва, и снег белым саваном накрывал трупы.
Лиза видела, как замертво упала мать, отец, братья, сестры. Потом упала она...
Ночью она услыхала чей-то шепот:
- Диточко, як тебе звуть?
- Лиза.
- Ни. Лизы вже нема. Лиза померла. Тебе звуть Валя.
И чьи-то добрые руки вытащили ее из расстрельной ямы. Так она второй раз родилась на свет.
Ее приемной матерью стала Надежда Яковлевна Жигалова. А спасла она Лизу случайно. Слышала выстрелы. Знала, что расстреливают евреев. И когда стемнело, пошла в степь, к тому страшному оврагу, куда сбрасывали трупы. Ее вела мысль: «А може, хто живый?».
У Надежды Яковлевны было две дочери, Тамара и Мария. Лиза, а теперь уже Валя, была старше их. Она стала во всем помогать своей приемной матери - прибирала в хате, ухаживала за младшими сестрами, даже научилась доить корову. Но кто-то все же выдал Надежду Яковлевну, и по селу пошел слух: «Жигалова жиденя спасла и ховае».
Слава Богу, Надежду Яковлевну предупредили. Темной дождливой ночью она успела переправить свою приемную дочь к двоюродной сестре Ольге, на соседний хутор. Там Лиза-Валя прожила больше года, прячась в подвал при каждом появлении на хуторе румын или полицаев. Там поняла, что назвали ее Валей в память об умершей маленькой дочери тети Оли. Там стала она Валентиной Ивановной Панченко.
В первые же дни после освобождения Валя Панченко вернулась к своей спасительнице, к своей названной матери Надежде Жигаловой. Уезжать из деревни в Одессу было страшновато. Как-никак, она жила в семье, с которой сроднилась, где ее любили, жалели, да и сельская работа стала привычной. А в Одессе - никого. Только страшные воспоминания...
Но жизнь полна неожиданностей. Вернулся с фронта ее родной дядя, брат отца. Узнав о трагической гибели Маберов, он решил поехать той страшной дорогой, по которой гнали на смерть семью его брата, и случайно услыхал, что в каком-то селе недалеко от той жуткой расстрельной ямы живет спасенная украинской крестьянкой еврейская девочка.
Так в 1947 году Лиза-Валя переехала в Одессу, а через несколько лет вышла замуж за еврея. Надежда Яковлевна приехала в Одессу на свадьбу, привезла гостинцы, перевязала молодых рушниками, а потом повезла их в свое село, и свадьбу продолжали гулять там...
В 1979 году Лиза-Валя вместе с мужем и детьми эмигрировала в Соединенные Штаты Америки и поселилась в Сан-Франциско. Ни на один день не забывала она своих названных сестер Тамару и Марию, оставшихся жить в родном селе на Одесщине. К сожалению, Надежда Яковлевна уже умерла, но дочери ее остались навсегда сестрами для Лизы Мабер, которая вернула себе настоящие имя и фамилию только в возрасте 54-х лет, когда получала американское гражданство.
И вот 4 июля 2000 года девочка, спасенная из расстрельной ямы, прилетела в Одессу. Прилетела на торжество, посвященное ее второй матери, Надежде Яковлевне Жигаловой, в честь которой и была посажена на Аллее праведников березка.
В одесском аэропорту Лизу встретили ее названные сестры Тамара и Мария, приехавшие из села Нейково Березовского района. А из Ильичевска и Усатова приехали внучки Надежды Яковлевны, Вера и Надежда, с мужьями, а с ними пришли уже их дети, правнучки Надежды Жигаловой.
Встреча Лизы Мабер с ее многочисленными назваными родственниками вызвала слезы даже у работников аэропорта. А на следующий день после торжественной церемонии посадки березки, после многочисленных выступлений настоятель Одесского Свято-Успенского собора протоиерей Антоний в сопровождении церковного хора отслужил заупокойную панихиду по Надежде Жигаловой и всем праведникам, ушедшим из жизни.
Затем в Золотом зале Одесского литературного музея состоялась пресс-конференция. Отвечая на многочисленные вопросы журналистов, Лиза Мабер сказала:
- Сестрички мои до самого моего отъезда в Америку не понимали, что я приемная в семье. Мама Надя так поставила, что я старшая, и меня надо слушаться. И они слушались. После моего переезда в Одессу, когда я вышла замуж, мы продолжали сохранять самые тесные отношения, ездили друг к другу в гости, и я чем могла помогала им материально. Это продолжается и сейчас, хотя я много лет уже живу в Сан-Франциско. В нашей переписке мы не расстаемся больше, чем на две-три недели. Я все еще работаю, несмотря на мои 70 лет. Работаю в магазине, чтобы иметь возможность материально поддерживать моих сестричек. А маму... маму Надю не могу забыть. Сколько буду жить, не забуду, как она была преданна мне и моей семье. Конечно, позаботилась я и об увековечении памяти своих погибших родителей, сестер, братьев, бабушки, дедушки. Их имена сегодня значатся на памятнике жертвам Холокоста, установленном на еврейском кладбище в Сан-Франциско, мемориальной стене нашей синагоги.
10 июля 2000 года Елизавета Мабер улетела в Сан-Франциско. Проводив ее, я снова пришел на Аллею праведников к березке с табличкой «Надежда Жигалова». Думая об этой удивительной женщине редкой нравственности и смелости духа, я снова и снова вспоминаю войну.
Те, кто воевал с фашистами на фронте, были вооружены. У них были винтовки и автоматы, они мчались в бой на танках, стреляя из пушек, они бомбили и расстреливали врага с воздуха. А каким оружием воевали с врагом простые мирные люди, такие как Надежда Жигалова, когда видели, что на их глазах уничтожают стариков, женщин, детей только за то, что они родились евреями?..
Презирая фашистские приказы, презирая смерть, эти люди воевали совестью. Самым сильным оружием, которое Бог дал человеку.
2000 г.
