Тарантелла
Первым судном, открывшим после окончания Великой Отечественной войны линию Одесса - Батуми, был теплоход «Украина». Линия открылась в 1946 году. А появилась «Украина» в Одессе так.
Летом 1945 года в разрушенном фашистскими оккупантами одесском порту у полуобвалившихся причалов Платоновского мола ошвартовались два однотипных теплохода, «Трансильвания» и «Бессарабия». Это были румынские пассажирские суда, отобранные Советским Союзом у Румынии, воевавшей против него на стороне гитлеровской Германии.
В то лето я, курсант мореходной школы, ходил со своей группой в порт на практику. Заключалась наша практика в том, что мы разбирали завалы взорванного оккупантами при отступлении из Одессы портового холодильника или разгружали железнодорожные вагоны, доставлявшие в порт цемент и другие строительные материалы. И все-таки близость моря, какой-нибудь пароход, дымивший на рейде, а особенно эти два красавца теплохода, белевшие у Платоновского мола, приближали меня к моей мечте - стать моряком!..
В обеденный перерыв мы ходили купаться на Платоновский мол и, проходя мимо «Трансильвании» и «Бессарабии», любуясь их стремительными обводами, слышали, как портовики, собиравшиеся у трапов этих судов, восхищенно говорили: «Вот это рысаки! Будет кем заменить наш пассажирский флот, потопленный фашистами!». Но...
15 июля 1945 года газета «Правда», орган Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, опубликовала указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении короля Румынии Михая I орденом Победы! Высший военный орден Советского Союза, которым были награждены выдающиеся полководцы Великой Отечественной войны, маршалы Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский, да и сам Сталин, был дан человеку, виновному в смерти тысяч евреев, оставшихся при отступлении советских войск на захваченных румынами территориях. Евреев - повешенных, расстрелянных, заживо сожженных или загнанных в гетто и концлагеря, где они умирали от голода, холода, болезней и побоев!
Награждение румынского короля орденом Победы мотивировалось тем, что в 1944 году, когда советские войска в своем победоносном наступлении на Запад подошли к границам Румынии, Михай I арестовал главу правительства и главнокомандующего румынской армией маршала Иона Антонеску и приказал румынским войскам повернуть оружие против своих союзников - немцев.
Но я, прочитав этот указ, вспомнил первые дни оккупации румынами Одессы. Евреев еще не трогали, и я со своим другом Сережей Баг-дасарьяном бегал на Соборную площадь смотреть, как облаченные в длиннополые рясы румынские священники крестили православный люд - детей и взрослых. При советской власти это было запрещено, поэтому с приходом румын желающих креститься было много. Взрослых священники кропили святой водой, а детей окунали в большие чаны, под которыми тлели дымные костры. Но поразил меня тогда не сам обряд крещения, а два огромных портрета, укрепленных на памятнике графу Воронцову, - Гитлера и короля Румынии Михая I. Те, кого уже окрестили, подходили к этим портретам, кланялись и благодарили фюрера великой Германии Адольфа Гитлера и короля Румынии Михая I за освобождение от «жидо-большевизма»!
А лютой зимой того же незабываемо страшного 1941 года, когда по занесенным снегом одесским улицам мы брели на Слободку, в гетто, я снова увидел эти два портрета. Они украшали фасад здания, в котором разместилась румынская жандармерия, и два союзника победно смотрели на гонимых их приказами на уничтожение ни в чем не повинных людей...
И вот - эта награда!
Через несколько дней после опубликования указа о награждении Михая I орденом Победы я пришел в порт и не увидел у Платоновского мола «Трансильванию» и «Бессарабию». На их месте густо дымил ржавый болгарский пароход.
В обеденный перерыв, когда мы пошли купаться на Платоновский мол, я спросил курившего возле парового подъемного крана пожилого рабочего, куда угнали теплоходы.
- Вернули румынам! - со злостью ответил он.
Но рабочий ошибся. Вернули только «Трансильванию», а «Бессарабию» поставили в док одесского судоремонтного завода, и 26 марта 1946 года она, свежевыкрашенная, под красным советским флагом вышла на линию Одесса - Батуми. Только назывался теплоход уже не «Бессарабия», а «Украина»...
Первым капитаном «Украины» был Иван Александрович Ман. Человек легендарный. Написано в свое время о нем было много. Но я хочу рассказать не о капитане «Украины», а об одном из членов ее экипажа, ремонтном механике Штейнберге, проработавшем на судне много лет. Звали его Юзеф Маркович, а кличка у него была - Тарантелла.
В те времена моряки заграничного плавания привозили в Одессу настенные итальянские коврики. Изображены на них были тигры, олени, львы, был сюжет «Похищение», где свирепого вида джигит увозил на горячем скакуне перепуганную невесту. Но больше всего на одесском толчке пользовался успехом сюжет «Тарантелла». Там черноокая красавица в окружении любопытной толпы под аккомпанемент мандолины танцевала этот народный итальянский танец.
«Тарантелла» была ходовым товаром. Помню, как нашумела в пароходстве радиограмма, которую жена одного матроса дала мужу на судно: «Звери не в моде, бери людей!».
Так вот, Юзеф Маркович получил свое прозвище потому, что, будучи во время войны контуженным, он, если нервничал, начинал дергаться всем телом, словно исполнял какой-то танец. За этот недуг судовые остряки и окрестили его Тарантеллой.
Судьба ремонтного механика «Украины» была удивительной. Воевал он в морской пехоте, защищал Одессу, Севастополь, и при отступлении из Севастополя советских войск попал в плен. Как еврей он был бы расстрелян фашистами, но Штейнберга спас командир роты капитан-лейтенант Воробьев. А случилось это так.
3 июля 1942 года Советское информационное бюро сообщило об оставлении советскими войсками Севастополя. Но и после этого дня дорога к Камышовой бухте, где шла посадка на корабли, была запружена колоннами отходящих войск. Раненых, наскоро перевязав, тащили на себе, а убитых оставляли в придорожных кустах. Вместе с армией покидали осажденный город и мирные жители. И над всей этой огромной массой людей с ужасающим ревом носились фашистские самолеты, стреляя из пулеметов и сбрасывая бомбы.
А потом показались немцы.
В Камышовой бухте горел танкер. Дым сносило ветром на берег, и в этом дыму, выкрикивая резкие слова команды, бегали немецкие солдаты, выстраивая пленных в колонны. Их повели назад, в Севастополь. Падавших от изнеможения людей заставляли вставать, толкая прикладами винтовок, а тех, кто не мог встать, пристреливали на месте...
Недалеко от Севастополя колонну, в которой шел Юзеф Маркович, остановил ехавший в открытой машине немецкий генерал. Подозвав сопровождавшего пленных очкастого офицера, он что-то сказал ему и поехал дальше. Офицер, поправив очки, прошелся вдоль колонны и на ломаном русском языке приказал:
- Комиссарам и евреям выйти из строя!
Колонна стояла неподвижно.
- Выйти из строя! - повторил офицер. - Кто не выйдет - выведем силой!
Тогда из строя вышел комиссар полка в окровавленной тельняшке и, ударив себя в грудь, прохрипел:
- Стреляй, гад!
К комиссару подбежали двое солдат и, заломив ему руки, оттащили в сторону.
За комиссаром вышли из строя несколько евреев. И тут стоявший рядом с Юзефом Марковичем капитан-лейтенант Воробьев шепотом приказал:
- Стой! На еврея ты не похож, а документ у меня для тебя есть.
В это время офицер присмотрелся к стоявшему в колонне черноволосому матросу и ткнул в него пальцем:
- Юде?
- Нет, нет!
Но офицер уже кивнул солдатам:
- Взять!
А потом произошло самое страшное. Несколько автоматных очередей, крик офицера: «Шагом марш!» - и колонна, оставив в пыли расстрелянных товарищей, двинулась дальше...
В Севастополе их загнали в какой-то обгоревший барак, и там капитан-лейтенант Воробьев, когда улеглись они с Юзефом Марковичем рядом на земляном полу, дал ему краснофлотскую книжку убитого в последнем бою ротного пулеметчика.
Этот пулеметчик был земляком Воробьева. Оба они были родом из Воронежа, и накануне боя пулеметчик просил капитан-лейтенанта в случае своей гибели переслать эту книжку его матери. Фотография в книжке была залита кровью, так что Юзеф Маркович Штейнберг без всякой опаски стал Федором Петровичем Телегиным...
Из Севастополя их перегнали в Николаев. Там они работали на восстановлении моста через Буг, взорванного советскими войсками при оставлении города. Потом по просьбе румынского командования группу советских военнопленных, в которой был и Юзеф Маркович, передали румынам. Тем тоже нужны были дармовые рабочие руки.
И тут снова произошло событие, резко изменившее судьбу Юзефа Штейнберга.
За Бугом начиналась Транснистрия - оккупированная румынами территория, где верное союзу с Гитлером румынское правительство организовало еврейские гетто и концлагеря. Когда пленных гнали на какую-то стройку через Доманевку, известную своим концлагерем, им повстречалась группа евреев, которых подгоняли плетками полицаи. И вдруг из этой группы раздался женский крик:
- О-ой! Это же Юзик! Юзик Штейнберг!
Вздрогнув, Юзеф Маркович обернулся и узнал в кричавшей женщине Маню, свою соседку по одесскому двору.
Румыны, конвоировавшие пленных, не понимали по-русски и не обратили на этот крик внимания, но полицаи быстро разобрались в ситуации. Один из них подбежал к румынскому капралу и, ткнув плеткой в Штейнберга, заорал:
- Шо ж вы жида ховаете? Це же жид! Жидан!
Так избитый окровавленный Юзеф Маркович стал узником доманевского концлагеря...
Позже он мог бы поблагодарить ту Маню за свое разоблачение, потому что судьба советских военнопленных была ужасна. Даже те, кто дожили до освобождения из фашистского рабства, были осуждены советским судом как изменники Родины и сосланы в сталинские концлагеря на Колыму. Но тогда...
28 марта 1944 года советские войска освободили узников доманевского концлагеря, и вскоре Юзеф Маркович, обмундированный в солдатскую гимнастерку, с вещмешком за плечами и винтовкой в руках снова стал воином Красной армии. Он был тяжело ранен и контужен на улице Берлина в последний день войны, когда из какого-то окна в него выстрелили фаустпатроном. А демобилизовался он, выписавшись из госпиталя, в конце 1945 года.
Так закончилась его одиссея, начавшаяся, как и для миллионов советских людей, в первый день Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года...
На «Украине» в подчинении Юзефа Марковича была бригада мотористов, выполнявшая ремонтные работы. Но перед приходом в Одессу бригада занималась только одним - наведением чистоты в машинном отделении. Это был особый ритуал!
«Украина» швартовалась к пассажирскому причалу одесского порта в восемь часов утра, поэтому бригада во главе с Юзефом Марковичем опускалась в машинное отделение задолго до рассвета.
Нужно сказать, что «Украина» была самым быстроходным судном Черноморского пароходства. Построенная по заказу короля Румынии Карла I (отца короля Михая I) в 1939 году в Дании на верфи «Бурмейстер и Вайн», имевшая два главных двенадцатицилиндровых двигателя по семь с половиной тысяч лошадиных сил, она развивала скорость в двадцать два узла, что равнялось скорости торпедного катера! И вот два этих огромных двигателя нужно было надраить до зеркального блеска. А помимо этого, нужно было протереть вспомогательные механизмы, подмести трапы, собрать, вынести на корму и выбросить в море мусор.
Когда и эта работа была закончена, мокрые от пота мотористы тащили к центральному трапу, по которому спускался в машинное отделение старший механик, свернутый в рулон тяжелый ковер. И тут наступал самый ответственный момент!
С мостика давалась команда: «Малый ход!». Вахтенный механик убавлял обороты главных двигателей и звонил стармеху: «Подходим к порту!». Вскоре наверху хлопала металлическая дверь, и старший механик «Украины» Владимир Иванович Щуров начинал спускаться в машинное отделение.
По знаку Юзефа Марковича мотористы раскатывали ковер и, зная тяжелый нрав стармеха, скрывались кто куда. А грузный малоразговорчивый Щуров, ступив на ковер и кивком головы поздоровавшись с Юзефом Марковичем и вахтенным механиком, начинал обход машинного отделения. Бледный от волнения Юзеф Маркович следовал за Шуровым по пятам. И если стармех, заметив подтек масла или плохо надраенную медяшку, строго спрашивал: «А это что?» - Юзеф Маркович, дергаясь всем телом, бросался устранять недостаток...
Но и с приходом в Одессу ремонтному механику хватало хлопот. Как только заканчивалась швартовка, и на причал опускался трап, он, расталкивая пассажиров, с ворохом заявок в руках бежал в отдел снабжения, который находился недалеко от морского вокзала, за железнодорожным переездом. «Украина» вечером снималась в очередной рейс, и нужно было успеть выписать, получить на складе и привезти на судно баллоны с ацетиленом и кислородом, бидоны с краской, электроды, токарные резцы и другие материалы, без которых не обходится в море ни одно судно.
Встречала Юзефа Марковича жена с маленькой дочкой. Эта рыхлая больная женщина всегда опаздывала к приходу теплохода и, не застав мужа, шла на корму, где терпеливо ждала его возвращения. А он, набегавшись с заявками по кабинетам отдела снабжения, «выбивал» у диспетчеров грузовую машину, загружал ее и забирался в кузов. Подъезжая к судну, стоя посреди полученного снабжения, он высматривал на корме теплохода жену и дочь, а увидев их, от волнения начинал подергиваться всем телом...
В море в течение дня его можно было видеть то на мостике, меняющим проржавевшие гнезда бортовых огней, то в машинном отделении, где он разбирал с бригадой мотористов вышедший из строя масляный насос, а то на корме, где Юзеф Маркович нагревал в кузнечном горне стальную болванку, чтобы здесь же на наковальне отковать из нее заготовку, из которой токарь вытачивал для вышедшего из строя насоса новую деталь.
В машинное отделение могли вызвать его и ночью. А утром, наскоро попив в кают-компании чай, он уже мчался по вызову пассажирского помощника капитана в чью-то каюту выяснять, почему в умывальнике нет горячей воды...
Была у Юзефа Марковича одна слабость. Он любил рассказывать о войне. И неважно, кто были его слушатели - пассажиры каюты, где он ремонтировал умывальник, судовой парикмахер, к которому он забегал постричь свою рано поседевшую голову, или собравшиеся на перекур на корме матросы. Оборона родной Одессы, Севастополя, плен, пережитое в доманевском концлагере, освобождение и дальнейшее участие в боях - все это жило в нем и требовало выхода.
С воспоминаниями о войне выступал он и на судовых собраниях. И так как подробности его биографии были уже известны, во время таких выступлений раздавались шуточные реплики: «О, Тарантеллу понесло!».
Но вот как-то пришел на «Украину» новый матрос по фамилии Злобарь. Фамилия подходила ему. Цыгановатый, с маленькими злыми глазками, он в первом же рейсе успел перессориться с другими матросами, а услыхав на перекуре рассказ Юзефа Марковича о боях при обороне Севастополя, грубо перебил его:
- Чего врешь? Разве евреи воевали? В Ташкенте отсиживались!
Лицо Юзефа Марковича свела нервная судорога. Дергаясь всем
телом, он бросился на обидчика. Его схватили, оттащили в сторону, стали успокаивать, а он, вырываясь, хрипел:
- Повоевал бы с мое!
С того дня его словно подменили. Он замкнулся в себе, даже на обед стал приходить позже всех, избегая лишних вопросов. Только работал более остервенело.
В 1947 году накануне Дня Победы сел в Одессе на «Украину» отставной полковник, Герой Советского Союза Маклаков, ехавший в Сочи в санаторий для ветеранов Великой Отечественной войны. Познакомившись с ним, капитан теплохода Иван Александрович Ман попросил Маклакова выступить перед экипажем, рассказать о боевом пути.
Послушать Героя Советского Союза в музыкальном салоне собрался почти весь экипаж, но Юзефа Марковича не было. Со своей бригадой он ремонтировал в машинном отделении вышедший из строя дизель-генератор.
Поздоровавшись с моряками, полковник сказал:
- Капитан попросил меня рассказать о моем боевом пути. Такой рассказ занял бы много времени. Я расскажу лишь один характерный эпизод. Было это в Польше. После тяжелых боев моя часть расположилась на отдых в небольшом городке. Утром, когда я умывался, позвонили из штаба дивизии с приказанием явиться к командиру дивизии генерал-майору Голикову. Приказ есть приказ. Наскоро собравшись, я сел в «виллис», взяв с собой бойца охраны, и поехал в штаб дивизии, который расположился в соседнем городке. По дороге нам встретилась колонна пленных эсэсовцев. Ее конвоировали наши солдаты. Когда «виллис» поравнялся с колонной, неожиданно один из эсэсовцев вырвал из рук конвоира винтовку и направил на меня. Секунда - и я перед вами сейчас бы не стоял! На мое счастье, сидевший за мной в «виллисе» боец охраны опередил эсэсовца, успев дать очередь из автомата. Кстати, - полковник обвел взглядом собравшихся, - он ваш земляк. Одессит! Под Севастополем попал в плен, побывал в немецком концлагере, а потом дошел со мной до Берлина.
- Так то ж наш Тарантелла! - вскочив со стула, закричал боцман.
- Что за Тарантелла? - спросил полковник капитана.
- Это так в шутку называют нашего ремонтного механика, - смущенно ответил капитан и обратился к сидевшему в первом ряду стармеху: - А где Штейнберг?
- Сейчас позову.
Встречу двух ветеранов войны, которая произошла в тот день в музыкальном салоне теплохода «Украина», описать трудно. Но с тех пор Тарантеллой Юзефа Марковича никто больше не называл.
2008 г.
