Литературный сайт Аркадия Хасина

Морской милиционер

На пассажирских судах Черноморского пароходства, работавших на Крымско-Кавказской линии, в составе экипажей были и сотрудники милиции. Они следили за тем, чтобы законы советского государства соблюдались не только на берегу, но и в море.

На теплоходе «Украина», на котором я одно время работал, плавал милиционер Константин Вахтангович Рухадзе. Этот тучный пожилой грузин, уроженец Батуми, ранним утром надевал на седую голову старую форменную фуражку и, поправив на толстом животе армейский ремень с пистолетной кобурой, начинал обход судна. И не было дня, чтобы он не выявил нарушителей порядка. То это был пьяный, уснувший под брашпилем на баке и положивший под голову спасательный круг, то влюбленная парочка, забравшаяся ночью в спасательную шлюпку и проспавшая рассвет. А то обнаруживался украденный чемодан, спрятанный в ящик с противопожарным песком. По вечерам в барах и ресторанах милиционеру приходилось разнимать дерущихся, усмирять пьяных дебоширов, а еще - ловить безбилетных пассажиров, умудрявшихся на стоянках в портах пробираться на теплоход по швартовным концам. Да мало ли что могло случиться и случалось на пассажирском судне, переполненном праздным людом, едущим на курорты Крыма и Кавказа! И бывало не раз -«Украина» швартуется в Ялте или Сочи, а на причале ждет милицейский «газик». Это капитан на основании рапорта Рухадзе сообщил по радио об имеющихся на борту нарушителях порядка. Как только на причал опускался трап, хулиган или вор, выслеженный Константином Вахтанговичем, под его конвоем сходил на берег. Нарушителя встречали местные стражи порядка и увозили в милицию...

Жил Константин Вахтангович на «Украине» в кормовой тесной каютке, под потолком которой висели клетки с птицами. Большой любитель птичьего пения, он не жалел денег на своих любимцев. В клетках прыгали на жердочках канарейки, щеглы, скворцы, и шелуха от расклеванных ими семян сыпалась на голову хозяина каюты и любого, кто по какому-то поводу к нему заходил.

В каюте Рухадзе одевался по-домашнему - в серые пузырящиеся на коленях шаровары и черную сатиновую косоворотку. Кавказский поясок с серебряным набором свободно лежал на его большом животе. На столе постоянно кипел электрический самовар, и когда бы вы ни зашли к Константину Вахтанговичу, он пил «настоящий грузинский» чай, громко прихлебывая его из блюдечка. Но стоило позвонить вахтенному помощнику капитана и сообщить о каком-нибудь происшествии, как хозяин каюты тут же выключал самовар, быстро надевал форму и торопливо покидал свое жилище.

Однажды я присутствовал при составлении им протокола задержания. Задержанным был паренек лет шестнадцати, пробравшийся в Туапсе по швартовным концам на теплоход в надежде проехать в Новороссийск, где было создано нефтеналивное пароходство.

Было это в 1964 году. В тот год Черноморское пароходство, управление которого находилось в Одессе, передало танкерный флот в Новороссийск, оставив приписанными к Одессе только пассажирские и сухогрузные суда. Паренек прочитал об этом в газете и, мечтая о дальних плаваниях, решил добраться морем до Новороссийска и поступить юнгой на какой-нибудь танкер. Но милиционера «Украины» Константина Вахтанговича Рухадзе это объяснение не удовлетворило. Нахмурив седые лохматые брови, он закричал:

- Что ты поешь про плавание, кацо? Кто тебя на танкер возьмет? Ты что, мореходную школу закончил? Аттестат моряка получил? Смотри мне в глаза и говори правду!

- Я правду говорю, - дрожа от страха перед грозным милиционером, отвечал паренек, - ей-богу правду!

- Правду я тебе скажу, - вытирая большим платком вспотевшее лицо, устало сказал Константин Вахтангович. - Воровать ты сюда залез. Вот правда.

- Нет! - в отчаянии закричал задержанный, и на его глазах выступили слезы. - Я не вор. Я моряком стать хочу!

Мне стало жаль паренька. Я вспомнил себя в таком же возрасте. Зачитываясь книгами о море, глядя с Приморского бульвара на одесский порт, я тоже мечтал пробраться на какой-нибудь пароход и уплыть за далекий горизонт.

- Он правду говорит, - сказал я.

- Ладно, - вздохнул Константин Вахтангович и порвал протокол. -Скажи спасибо, что на «Украину» попал. Видишь, какие люди здесь работают? Поверили тебе. Идем на камбуз, скажу поварам, чтобы накормили тебя. А то до Новороссийска с голода умрешь.

А когда «Украина» пришла в Новороссийск, Константин Вахтангович вместе с пареньком пошел в мореходную школу просить о зачислении его на учебу...

В другой раз я был свидетелем разговора нашего милиционера с карточным шулером. Случилось это летним днем на подходе к Ялте, когда все были на палубе и любовались красотами крымских берегов. На моих глазах Константин Вахтангович подозвал курившего у борта рослого парня в клетчатой кепке и, угрожающе подняв палец, сказал:

- Слушай, кацо. В Ялте сойдешь. И чтобы я тебя здесь больше не видел!

- Чего-о? - протянул тот, затаптывая окурок. - У меня билет до Сухуми. Могу показать.

- Окурок подними и брось за борт. А билет мне не надо. Мне надо, чтобы тебя на теплоходе не было!

Парень ухмыльнулся и покрутил пальцем у виска:

- Ты что? Тю-тю?

В ответ Константин Вахтангович схватил наглеца за плечи с такой силой, что у того слетела с головы кепка.

- Не будь упрямый, как буйвол! - задыхаясь от злости, прохрипел милиционер. - Думаешь, я не знаю, зачем туда-сюда ездишь? Не сойдешь, позову людей, у которых обманом деньги выиграл. Протокол писать буду. Понял?!

И с приходом в Ялту шулер исчез...

Жил Константин Вахтангович в Одессе, женат был на одесситке. Звали ее Соня. Влюбился он в нее во время войны, когда лежал раненный в госпитале, где Соня работала медсестрой. После войны, демобилизовавшись, приехал в Одессу, разыскал Соню через адресный стол и женился на ней.

В рейсе Константин Вахтангович сходил на берег чаще всего в Батуми. Там у него были родственники и множество друзей. В гости к ним он шел все в той же сатиновой косоворотке, подпоясанной кавказским пояском с серебряным набором. Но к приходу в Одессу, где ему нужно было являться к начальству с докладом о происшествиях в рейсе, готовился как на парад. Гладил милицейскую форму, надраивал до зеркального блеска сапоги и чистил зубным порошком ордена и медали.

По одним только медалям можно было проследить ратный путь Константина Вахтанговича в годы войны. Помимо медали «За отвагу» у него были медали «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа», «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина». А еще - два ордена Красной Звезды, два ордена Славы и два - Отечественной войны.

Это сегодня ордена и медали, которыми во время Великой Отечественной войны награждали солдат и офицеров Красной армии, можно приобрести у продавцов сувениров (а они скупают их у обнищавших родственников умерших ветеранов). Но когда я плавал на «Украине», эти награды носили люди, воевавшие с фашистской Германией и освободившие мир от «коричневой чумы». И когда «Украина» швартовалась в Одессе, и на палубе во всем блеске своих наград появлялся Константин Вахтангович, пассажиры, толпившиеся у трапа, уважительно уступали ему дорогу.

Этот добрый, но беспощадный к любому безобразию человек не любил рассказывать о войне. Даже в праздники, 23 февраля или 9 Мая, в День Победы, когда на судне устраивались торжественные собрания и перед молодыми членами экипажа выступали участники Великой Отечественной войны с воспоминаниями о минувших боях, Константин Вахтангович от всех просьб выступить отмахивался:

- Не могу, кацо. Не могу. Тяжело вспоминать.

Но однажды, когда я сидел в его тесной каютке за ароматным «настоящим грузинским» чаем, стряхивая с головы и брюк шелуху, сыпавшуюся из подвешенных к потолку клеток, он вдруг сказал:

- Слушай, опять та девочка мне снилась. С ума можно сойти!

- Вы о чем?

- О чем... о чем...

И тут я узнал, что в конце января 1945 года батальон, в котором сражался Константин Вахтангович, первым ворвался в лагерь смерти Освенцим. И он, сержант Рухадзе, вынес на руках из барака, где содержались умиравшие от истощения дети, девочку, которую отнес в полковую санчасть.

- Они лежали там, как скелеты. Понимаешь, кацо, как скелеты. Маленькие детские скелеты.

Услыхав, что Константин Вахтангович, наш судовой милиционер, освобождал Освенцим, я попытался его разговорить. Как выглядел этот страшный лагерь, сколько на момент освобождения оставалось в нем заключенных? Но Рухадзе только кивал головой:

- Не мучай, кацо. Не надо. Тяжело вспоминать...

С тех пор минуло много лет. Давно нет «Украины» - красавца лайнера, труженика Крымско-Кавказской линии. Его продали на металлолом. Нет и Черноморского пароходства. Нет, наверно, и Константина Вахтанговича Рухадзе. Он был намного старше меня, а я давно на пенсии...

Но вот в 2008 году, 27 января, когда отмечается Всемирный день Холокоста, мне довелось быть на траурной церемонии, посвященной этому дню, в немецком городе Хайдельберге. Церемония проходила на месте синагоги, сожженной нацистами в 1938 году. Собралось много немцев, в основном пожилых. В руках людей горели свечи, и в ранних зимних сумерках их мерцание казалось мерцанием оживших душ евреев, убитых гитлеровцами...

Перед собравшимися с проникновенной речью выступил бургомистр Хайдельберга, за ним католический священник, потом - местный раввин. Последней взяла микрофон профессор Хайдельбергского университета Эмилия Берг - бывшая узница Освенцима.

Хриплым от волнения голосом она говорила о том, что в гитлеровской Германии, чтобы устранить из общества, культуры, истории и самой немецкой жизни евреев, были привлечены все средства: пропаганда, воспитание, наука. Переименовывались улицы, названные именами еврейских мыслителей, сносились памятники, запрещалась к исполнению музыка еврейских композиторов, сжигались книги... И, по пророческому замечанию Генриха Гейне, завершилось это сжиганием людей.

А потом Эмилия Берг рассказала о том, что умирала от истощения в детском бараке в Освенциме. Рядом умирали десятки детей, и советские солдаты, освободившие лагерь, выносили их из барака на руках. Эмилию тоже вынес какой-то солдат и отдал в лазарет.

И тут я подумал: «Не ее ли 27 января 1945 года вынес на руках из страшного барака Константин Вахтангович Рухадзе?».

Радом со мной, слушая Эмилию Берг, утирали слезы две пожилые немки. Мне хотелось сказать им, что я знал того солдата, работал с ним, дружил. Но поверили бы они мне? Да и в этом ли дело? Девочка, которою спас советский солдат, осталась жива. Выросла, стала ученым. Главное - это!

И я промолчал...

2009 г.

Отправить в FacebookОтправить в Google BookmarksОтправить в TwitterОтправить в LiveinternetОтправить в LivejournalОтправить в MoymirОтправить в OdnoklassnikiОтправить в Vkcom