Свадебный марш Мендельсона
Каждый раз, когда я прохожу по Ришельевской улице мимо одесского Дворца бракосочетаний, вспоминаю историю, приключившуюся когда-то на побережье Красного моря.
Однажды теплоход «Аркадий Гайдар», на котором я плавал старшим механиком, сделал рейс из Сомали в Саудовскую Аравию. Перевозили мы скот - быков, верблюдов, баранов и коз. Но запомнился этот рейс мне не верблюдами или баранами, а вот такой историей...
Шторм начался к вечеру и бушевал всю ночь. Волны, яростно накатываясь на берег, оставляли на песке клочья шипящей пены, похожей на тающий снег. А к утру ветер стих, и успокоившееся море спряталось в безбрежной предрассветной мгле.
Маяк стоял на холме, белый и одинокий. За маяком сиротливо торчал примятый ветром плетень. Днем море молчало, и на песке валялись выброшенные ночным штормом рыбешки. Их подбирал старый облезший кот. Он жил на маяке и, наверно, дрожал по ночам от грохота волн. А за маяком был желтый оскал пустыни. И птицы, пролетавшие над ней, казались неестественно желтыми.
Я забрел на этот маяк со своим другом, электромехаником Гладышевым. Мы искали на берегу выброшенные штормом кораллы. Всевозможных видов кораллы продавались на базаре в Джидде, куда мы привезли скот, но найти их самим на берегу Красного моря было намного интересней.
Когда мы дошли до маяка, то захотели в него зайти. Ни я, ни мой друг до этого никогда не были на маяке. А сколько повидали их! Мы знали их названия, огни. Ведь все маяки описаны в лоциях. И сколько раз в туман или в морозную ночь именно маяк вспыхивавшей во мгле яркой искоркой спасал нас от опасной близости берега! А вот побывать внутри какого-нибудь маяка не доводилось.
Над низкой дубовой дверью висел позеленевший судовой колокол. Под ним слышался слабый шум моря. Такой шум живет в морских раковинах, его можно услышать, если приставить раковину к уху. Море плескалось рядом, но шум моря в колоколе жил сам по себе, словно колокол хранил голоса океанов, по которым приходилось ему проплывать.
С трудом открыв тяжелую дверь, мы вошли. И первое, что увидели, - стоявший у кирпичной стены старинный клавесин. В его бронзовых подсвечниках белели огарки свечей, а на пюпитре стояли закапанные свечным воском ноты.
На противоположной стене висел длинный список женских имен. Казалось, это жилище Синей Бороды - злодея из волшебной сказки, который заманивал женщин в свой замок и издевался над ними. Но потом мы догадались, что женские имена - имена ураганов. Почему принято этим жестоким явлениям природы давать ласковые женские имена - не знаю. Но каждый ураган, наделенный таким именем, приносит много бед. Достаточно вспомнить пронесшийся над Мексиканским заливом ураган «Катрин», уничтоживший огромный город США - Новый Орлеан! Да и десятки других ураганов с нежными женскими именами - «Мэри», «Эрика», «Джессика» - принесли людям немало бед.
В списке было подчеркнуто «Эмма» - имя последнего урагана, потрепавшего нас в Аденском заливе...
Наверху скрипнула дверь. По выдолбленным в башне каменным ступеням к нам спустился хозяин маяка, высокий старик. Увидев нас, он удивленно вскинул седые брови, но узнав, что мы русские моряки и хотим осмотреть маяк, оживился, закивал седой головой и пригласил наверх, в стеклянную башню. Там находилась установка со сложным осветительным устройством.
Вдалеке белела мечетями Джидда. А под маяком голубело море, и отблески маячных линз вонзались в него зеркальными молниями.
Когда мы спустились вниз, смотритель маяка пригласил нас за шаткий стол, открыл старенький холодильник и поставил на стол несколько запотевших бутылок пива.
Звали смотрителя Пауль Рёдер. Порывшись в пыльном сундуке, он достал диплом штурмана немецкого торгового флота. Общались мы с ним на английском языке. Расспросив нас о работе на советских судах, он вздохнул и рассказал о себе такую историю.
Пауль Редер - немец, родился и вырос в Гамбурге. Как и многие выросшие в портовых городах мальчишки, мечтал о дальних плаваниях. После окончания школы поступил в Гамбургское мореходное училище. Диплом штурмана получил в 1933 году, в год прихода к власти в Германии Гитлера.
В школе он сидел за одной партой с красивой еврейской девочкой Элизабет Штерн. Она помогала Паулю делать уроки и, зная его увлеченность морем, подарила однажды старинную морскую карту, на которой был проложен путь Магеллана, совершившего первое в истории человечества кругосветное плавание.
Элизабет была дочерью богатых родителей, имевших собственную яхту. Нашему собеседнику не раз приходилось вместе с Элизабет выходить в море на этой яхте, которой управлял отец девочки. Но Элизабет не была пассажиркой. Отец научил ее ставить паруса, стоять на руле, и, бывало, в свежую погоду с развевающимися по ветру волосами, слизывая с губ соленые брызги волн, она удерживала яхту на курсе не хуже отца!
А однажды, когда яхта, попав в штилевую полосу, потеряла ветер, лишилась хода, и течение начало ее сносить на видневшиеся вдалеке скалы, Элизабет, взяв бинокль, взобралась на верхушку мачты и стала высматривать какое-нибудь судно, которое смогло бы взять их на буксир. Вскоре с мачты раздался ее звонкий голос: «Вижу «рыбака»! Левее нас градусов тридцать!». Ее отец, схватив ракетницу, выстрелил красной ракетой. И замеченный Элизабет рыболовный баркас, откликнувшись на призыв о помощи, взял яхту на буксир и привел в порт. А когда с баркаса им подавали буксирный трос, Элизабет крепила его на кнехтах наравне с мужчинами, как заправский матрос!
Пауль был без ума от этой отважной девушки. Она отвечала ему взаимностью. И когда, окончив училище, он получил диплом штурмана, то объявил родителям, что хочет жениться. Но отец Пауля, узнав, что невеста сына еврейка, заявил:
- Никогда!
Родители Элизабет тоже не были в восторге от выбора дочери. Они желали для Элизабет более состоятельного жениха, чем начинающий карьеру моряк. Но был 1933 год. Пришедшее к власти в Германии нацистское правительство и его глава Адольф Гитлер не скрывали своих планов в отношении евреев, и отец Элизабет согласился на этот брак. Он надеялся, что Пауль как немец, став мужем Элизабет, сумеет защитить их единственную дочь от всевозможных неприятностей. А Пауль Редер, разругавшись с отцом и матерью, поступил по-своему - ушел из дома и женился на Элизабет.
Ее родители сняли им квартиру, но прожили они вместе недолго: Пауля призвали в военный флот.
Видеться с Элизабет приходилось теперь редко. Пока корабль, на котором служил Пауль, стоял в Гамбурге, ему еще удавалось прибегать к молодой жене. Но потом он ушел в долгий морской поход и вернулся в Гамбург почти через год. Ни Элизабет, ни ее родителей он уже не застал. Как и другие евреи Гамбурга, они были отправлены в концлагерь. В какой, он не знал. Наводить справки о преследовавшихся нацистами евреях было бессмысленно. А вскоре ему пришлось снова уйти в море...
Уже после войны, оказавшись в лагере для военнопленных в американской зоне оккупации Германии, он начал наводить справки, пытаясь выяснить судьбу Элизабет и ее родителей. Но все старания были напрасны. И лишь спустя несколько лет, когда, освободившись из лагеря, он вернулся в Гамбург и продолжил поиск, ему прислали официальный ответ из Главного архивного управления: «Элизабет Штерн, 20 лет, Арнольд Штерн, 48 лет, и Эмма Штерн, 45 лет, в ноябре 1938 года после пребывания в Гамбургской тюрьме были депортированы в концентрационный лагерь Дахау».
Он поехал в этот лагерь. Обошел мрачные пустые бараки. Постоял возле крематория, где сжигали трупы замученных в этом страшном лагере людей. А потом стал на колени перед памятником погибшим узникам Дахау и поцеловал землю, в которой лежал прах его возлюбленной...
После войны Германия не имела своего торгового флота. Все немецкие суда были поделены в счет репараций между странами-победительницами - СССР, США, Англией и Францией. Немецким морякам приходилось наниматься на суда иностранных судовладельцев. Пауль тоже работал на датских, норвежских и шведских судах. А потом, прочитав в какой-то английской газете, что на маяк возле порта Джидда требуется смотритель, осел на побережье Красного моря.
- Надоели мерзости сегодняшнего мира, - сказал он. - А на маяке тишина, покой и - клавесин.
Он сел за инструмент, взял несколько аккордов, и мы услыхали величаво-торжественные звуки свадебного марша Мендельсона.
Захлопнув клавесин, смотритель маяка повернулся к нам, и мы увидели на его глазах слезы.
- Этот марш - вот все, что мне осталось от Элизабет, - хрипло сказал он. - В тот день, когда мы стали мужем и женой, этот марш играл в нашу честь приглашенный ее отцом небольшой оркестр. Элизабет слушала и плакала от счастья...
С маяка мы ушли поздно. Поднявшийся ветер нес из пустыни в сторону моря песок. Внезапно нас осветил луч маяка. Он скользнул по нашим лицам и ушел в море, высветив какое-то нырявшее в волнах суденышко. Оглянувшись на маяк, я подумал о его смотрителе - старом немецком моряке. Какие мысли тревожили его в такую штормовую ночь? Перебирал ли он в памяти молодость, вспоминал потерянную из-за гитлеровского режима горячо любимую жену? Или читал какую-нибудь книгу, ища в ней утешение?
Мы торопливо шли на судно, где уже, наверно, заканчивалась выгрузка скота.
А море шумело, вспыхивая под лучом маяка. И над вспененными гребнями волн с отчаянным криком носилась одинокая чайка...
2011 г.
