Литературный сайт Аркадия Хасина

Одесские крыши

С этим пожилым немцем, бывшим военнопленным, я познакомился в Гамбурге, в уютном ресторанчике, из окна которого открывался великолепный вид на гавань и на стоявшие в гавани суда.

В Гамбург я приехал к старому другу, Николаю Аверину, с которым плавал когда-то на танкере «Херсон».

В конце горбачевской перестройки стал разваливаться Советский Союз, и начальство Черноморского пароходства, воспользовавшись ситуацией, стало поспешно обогащаться, продавая в разные страны суда, принадлежавшие пароходству. Николай плавал тогда старшим механиком на крупнотоннажном балкере. Балкер был продан немецкой судоходной компании. Старших механиков у немцев не хватало, и, принимая в Гамбурге от наших моряков судно, руководство компании предложило Николаю остаться. Зная, что в Одессе новая работа его не ждет, он согласился.

Проработав в этой компании несколько лет, Николай заработал неплохие деньги, получил в Германии вид на жительство, купил в Гамбурге квартиру, перевез из Одессы жену и перешел работать на судоремонтный завод мастером по ремонту судовых дизелей.

Обо всем этом Николай писал мне еще до моего приезда в Германию. Номер телефона его я знал, поэтому встретиться со старым другом, находясь на немецкой земле, не составило большого труда.

И вот, когда мы обедали в расположенном недалеко от порта уютном ресторанчике, к нам неожиданно подсел пожилой немец. Извинившись и сказав, что он услышал русскую речь, из которой понял, что мы из Одессы, этот человек предложил выпить по стакану вина за наш прекрасный город, в котором он, бывший военнопленный и тоже, как он выразился, в какой-то степени «одессит», отстраивал разрушенные войной дома.

Даже в Германии не каждый день встретишь бывшего гитлеровского солдата или офицера, не просто побывавшего в советском плену, а отстраивавшего твой родной город, изувеченный войной. Поэтому, наполнив вином стаканы, мы чокнулись с нашим бывшим врагом и выпили за родную Одессу.

Может, от выпитого вина, а может, от нахлынувших воспоминаний глаза нашего нового знакомого то и дело наполнялись слезами.

Звали немца Курт Штольц. Мы засиделись с ним допоздна, слушая его взволнованный рассказ о годах, проведенных в советском плену.

В армию его призвали в 1944 году, когда ему только исполнилось восемнадцать лет. Курт попал в пехотную часть на Южный фронт, где немецкие войска совместно со своими румынскими союзниками сдерживали у границ Румынии наступавшую по всему фронту Красную армию.

В сентябре 1944 года Красная армия, сломив сопротивление немецких и румынских войск, вошла в Румынию. И тут румынский король Михай Первый, поняв что война проиграна, и союз с фашистской Германией ведет его страну к полному краху, приказал своим войскам повернуть оружие против гитлеровцев. За это он впоследствии был награжден Сталиным высшей советской военной наградой - орденом Победы.

И вот, как рассказывал наш собеседник, после такого поворота событий, когда его часть, отступая, остановилась в каком-то румынском селе, вечером в сарай, где он с товарищами устроился на ночлег, ворвались румыны. Открыв с порога стрельбу, они убили нескольких немецких солдат, а остальных, поднявших руки вверх, взяли под стражу и утром передали появившимся в селе советским войскам. Так Курт попал в русский плен.

Он был уверен, что его расстреляют или будут содержать в какой-то яме, куда пленникам, как собакам, будут бросать еду. Так перед отправкой на фронт им, молодым новобранцам, внушал приехавший из Берлина представитель имперского министерства пропаганды. Именно так обращались с советскими пленными гитлеровские власти. Но, попав в полуразрушенную войной Одессу, где был лагерь для немецких военнопленных, Курт был поражен обходительностью лагерной охраны, сносной едой и медицинским обслуживанием.

Лагерь находился недалеко от порта, на Приморской улице, по которой каждое утро пленных под конвоем водили на строительные объекты. За колонной бежали мальчишки и с криками: «Фашисты!» - бросали в немцев камни. Конвойные отгоняли мальчишек, а однажды даже выстрелили в воздух. После этого нападения мальчишек на колонны пленных прекратились.

Наш собеседник принимал участие в строительстве цехов разрушенного судоремонтного завода, отстраивал дома на улице Пушкинской и дом на углу Дерибасовской и Карла Маркса (сегодня улица Екатерининская), куда, как потом он прочитал в издававшейся для немецких военнопленных газете, вселились моряки китобойной флотилии «Слава».

По воскресным дням пленные устраивали во дворе лагеря концерты. Рассевшись на лавочках, они играли на губных гармошках вальсы Штрауса, «Розамунду» и полюбившуюся им русскую «Катюшу». Эти концерты собирали наверху, на Приморском бульваре, толпы одесситов, награждавших исполнителей громкими аплодисментами.

Но вот что запомнилось Курту больше всего: когда пленные заканчивали отстраивать очередной дом, они собирались на крыше этого дома и подолгу смотрели на видневшееся вдали море. Им казалось, что они стоят на палубе корабля, который везет их домой...

Из плена Курт Штольц вернулся в Германию, в родной Гамбург, в ноябре 1953 года. Специальности у него не было. Научившись в Одессе отстраивать разрушенные дома, он и в Гамбурге устроился в строительную фирму, занимавшуюся восстановлением разрушенного войной города. И так же, как в Одессе, после восстановления очередного здания Курт поднимался на его крышу, смотрел на уходящую вдаль родную Эльбу, на которой расположен Гамбург, на блестевшие под солнцем остроконечные кровли разбросанных по берегам реки домиков и вспоминал плен и доброе отношение к нему русских людей.

Прощаясь с нами, он сказал:

- Я благодарен Богу, что мне довелось недолго воевать в России. Но до сих пор меня мучает совесть за все, что творили на вашей земле мои соотечественники. Плен стал в моей жизни рубежом. Все представления о вашей стране, внушенные нам гитлеровской пропагандой, за время пребывания в плену круто изменились. Мне довелось с близкого расстояния рассмотреть ваших людей. Они добросовестно нас лечили, кормили, сохранили нам жизнь. Я бесконечно благодарен им за это...

Вот такая встреча произошла у меня в Гамбурге. Было это весной 2006 года. А вскоре, приехав в Одессу, я по просьбе Николая пришел к его сестре, принес переданную им посылку.

Сестра Николая жила на Канатной, в самом начале улицы, откуда хорошо видны море и порт. Жила в старом обшарпанном доме, настолько старом, что, казалось, с него и начиналось когда-то строительство домов на этой улице.

Дверь мне открыла девочка лет десяти. Когда я спросил, где хозяйка, девочка смущенно ответила: «Бабушка на крыше. Скоро придет. Входите».

Я вошел в небольшую чистенькую комнату, уставленную полками с книгами. Книги лежали на столе, на подоконнике, а несколько книг - прямо на полу. Оглядевшись, я поставил в угол посылку и присел на скрипучий рассохшийся стул. И тут вслед за мной в комнату стремительно вошла пожилая женщина с растрепанной седой головой. Увидев меня, улыбнулась:

- Вы от Николая? Он звонил, говорил, что вы должны прийти.

Я кивнул и назвал себя. Женщина протянула шершавую руку:

- Раиса Григорьевна, - и, приглаживая волосы, словно оправдываясь, она добавила: - Ветер телевизионную антенну погнул. Пришлось равнять.

- И вы не побоялись подняться на крышу?

- Побоялась? Да для меня крыша - что эта комната!

Я удивленно посмотрел на нее. Но за крепким ароматным чаем, которым угостила меня хозяйка квартиры, я услышал историю ее жизни и понял, что она права.

В начале Великой Отечественной войны, в 1941 году, когда немецкие самолеты стали бомбить Одессу, Раисе Григорьевне исполнилось пятнадцать. В домоуправлении наравне со взрослыми ей выдали противогаз и внесли в график дежурств на крыше дома.

Как только в городе начинали выть сирены воздушной тревоги, и в небе с характерным тяжелым гулом появлялись немецкие бомбардировщики, улицы пустели, и только на крышах домов можно было видеть дежурных. В их обязанности входило тушить зажигательные бомбы.

Упавшую на крышу «зажигалку», со злым шипением разбрасывавшую сноп искр, вызывавших пожар, быстро засыпали песком. Песок таскали на крыши в ведрах и кастрюлях и хранили в пожарных ящиках, сбитых из досок и фанеры. И все это делали сами жильцы, в основном женщины, в первые дни войны проводившие на фронт мужей и сыновей.

Во время этих дежурств, когда над городом с пронзительным воем проносились фашистские бомбардировщики, сбрасывая на мирные дома свой смертоносный груз, когда воздух сотрясался от залпов зенитных орудий, а крышу заволакивало смрадным дымом от рвущихся где-то рядом фугасных бомб, Раисе Григорьевне вместе с другими женщинами не раз приходилось тушить падавшие на крышу «зажигалки», спасая от пожара свой дом и рядом стоящие здания. И здесь же, на чердаке, под той самой крышей, которую она спасала от зажигательных бомб, все годы, пока длилась оккупация фашистами Одессы, Раиса Григорьевна прятала свою школьную подругу, еврейку Лилю. В этом помогала ей мать. По ночам они выводили Лилю на крышу подышать воздухом, со страхом прислушиваясь к доносившимся с улицы тяжелым шагам вражеских патрулей. Моему другу Николаю, брату Раисы Григорьевны, было тогда пять лет. И в то, что делали старшая сестра и мать, его не посвящали...

Когда я ушел от Раисы Григорьевны, был уже поздний вечер. После всего услышанного идти домой не хотелось. Я подошел к балюстраде, под которой переливался огнями порт. Со стороны Пересыпи в небо поднялся широкий луч прожектора, опустился к морю, осветил стоявшие на рейде суда и, дымясь и тускнея, ушел к горизонту. Снизу, из порта, доносился лязг железнодорожных вагонов, хриплые гудки буксиров и мерное уханье гидравлического молота, забивающего сваи под строящийся новый причал.

Порт жил своей напряженной жизнью, не прерывающейся ни днем, ни ночью. И вклад в эту мирную трудовую жизнь самого большого на Черном море порта, как и в жизнь других черноморских портов и городов, наравне с воинами Красной армии, победившей страшного врага, внесла и женщина, у которой я был в гостях. Раиса Григорьевна Аверина. В пятнадцать лет она тушила на крыше своего дома немецкие зажигательные бомбы и спасала от неминуемой смерти, на которую гитлеровским фашизмом были обречены евреи, свою школьную подругу Лилю.

К сожалению, Раисы Григорьевны уже нет в живых. Ее сбила машина. Промучившись несколько дней в больнице, она умерла. Об этом я узнал в 2010 году, когда, находясь в Одессе, пришел к ней в гости. Дверь мне открыла чужая женщина. Она и рассказала мне об этом. А квартиру этой женщине продала родственница Раисы Григорьевны. Она и забрала к себе ее внучку.

Одесские крыши...

С ними и у меня были связаны воспоминания.

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны командующим Одесским военным округом был назначен Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Было это в 1946 году. Имя прославленного полководца, благодаря таланту и железной воле которого советским войскам удалось отстоять Ленинград и Москву, одержавшего в годы войны еще ряд выдающихся побед и подписавшего от имени Советского Союза в поверженном Берлине в ночь с 8 на 9 мая 1945 года акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, было известно каждому.

Много лет спустя я прочитал в книге Эдварда Радзинского «Сталин», что Г. К. Жуков был назначен командующим Одесским военным округом, потому что «вдохновитель и организатор всех побед советского народа», как говорилось тогда каждый день по радио о Сталине и как писали о нем советские газеты, не мог простить Жукову его славы. Поэтому и сослал выдающегося полководца подальше от Москвы. Но как бы там ни было, весть о том, что Жуков в Одессе, быстро облетела город. Увидеть маршала стало заветной мечтой одесских мальчишек. Но где?

И вот накануне празднования Первого мая по городу прошел слух, что военный парад на Куликовом поле будет принимать Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Все знали, что первого числа с раннего утра все подходы к Куликову полю будут оцеплены милицией, и пройти туда, чтобы увидеть парад, можно будет только по специальным пропускам. Поэтому за несколько дней до праздника мы с моим другом Сережей Багдасарьяном побывали на Куликовом поле и выбрали дом, с крыши которого можно было видеть не только прохождение войск по Куликову полю, но и трибуну, на которой должен был стоять принимающий парад маршал Жуков.

В день парада мы вышли из дома, как только начало светать. Город был украшен транспарантами с надписями: «Да здравствует 1 Мая, День солидарности трудящихся всех стран!». У ворот зданий были вывешены красные флаги. И даже развалины разбомбленных домов смотрелись не так мрачно, как всегда, словно и они принарядись к празднику.

Мы подошли к воротам выбранного нами дома, зашли в пустынный двор и по пожарной лестнице поднялись на крышу. Мы были уверены, что, кроме нас, там никого не будет. Но - не тут-то было! Все пространство крыши было заполнено не только мальчишками, но и взрослыми. У некоторых из них в руках были бинокли, а у одного лохматого старика даже подзорная труба. Непонятно было не только, где он ее взял, но как вообще забрался на крышу!

Ждать начала парада нужно было долго, но зато с крыши было хорошо видно Куликово поле и начавшие прибывать на него войска.

И вот - Жуков! Он приехал в открытой машине, легко поднялся на трибуну и стал здороваться с собравшимися там руководителями города.

Я не помню подробностей того парада. Но после него в городе только и было разговоров, что о прославленном маршале, которого видели многие одесситы - участники праздничной демонстрации, начавшейся после военного парада.

Летом того же 1946 года в Городском саду открылся Летний театр. В Одессу начали приезжать тогдашние знаменитости - Клавдия Шульженко, Леонид Утесов и даже вернувшийся из многолетней эмиграции Александр Вертинский. Денег на билеты у нас с Сергеем не было, но опять же - выручали крыши. Над Летним театром возвышался дом, вход в который был с Малого переулка. С крыши этого дома был виден весь Летний театр, и, сидя на крыше, как на галерке, мы видели и слышали прославленных артистов.

А когда в Одессе появилась китобойная флотилия «Слава», и каждое возвращение ее с промысла из далекой Антарктики становилось для одесситов настоящим праздником, тогда не только порт и Приморский бульвар, но и крыши ближайших к порту домов заполнялись людьми, приветствовавшими китобоев!

Вот такие воспоминания навеяла на меня встреча с бывшим гитлеровским солдатом, который, попав в советский плен, восстанавливал в Одессе разрушенные немецкими бомбами дома... раввин читал молитву. В глубоком молчании слушали ее люди, и у многих на глазах были слезы.

2012 г.

Отправить в FacebookОтправить в Google BookmarksОтправить в TwitterОтправить в LiveinternetОтправить в LivejournalОтправить в MoymirОтправить в OdnoklassnikiОтправить в Vkcom