Литературный сайт Аркадия Хасина

Аврал

Хоронили капитана в ненастный день. Моросил дождь, и в порту тревожно выла сирена маяка. Гроб вынесли из Дворца моряков и установили на машину с откидными бортами. Народу собралось много. Попрощаться с капитаном «Аджигола» пришли не только моряки, ведь «Аджигол» до войны работал в порту, и у дворца собрались грузчики, крановщики, стивидоры.

Когда заставленная венками машина тронулась, раздались печальные звуки духового оркестра. Два старых моряка несли на красных подушечках капитанские ордена.

Первыми за гробом шли Груня и сухонькая старушка, вся в черном, мать капитана. Жена и дети Федора Пантелеевича, эвакуированные в дни обороны Одессы, погибли на пароходе «Ленин». Судно затонуло под Севастополем от прямого попадания фашистской бомбы.

Когда траурная процессия свернула с Приморского бульвара на Пушкинскую, к ней начали присоединяться прохожие. Постепенно шествие за гробом растянулось на несколько кварталов. Мужчины, сжимая в руках кепки и флотские фуражки, шли молча. Женщины утирали слезы и тихо переговаривались.

Услыхав печальные звуки оркестра, на балконы домов выходили люди. С одного балкона на гроб бросили цветы.

Я спросил Ивана Максимовича, почему за гробом капитана идет столько посторонних людей. Боцман подумал и ответил:

- Наверно, эта смерть напомнила им погибших на войне...

Когда гроб начали опускать в могилу, Иван Максимович отвернулся и больно сжал мне плечо.

С кладбища я забежал на Ближние Мельницы, к Екатерине Ивановне. Как она обрадовалась, увидев меня!

- Ну, возмужал. Настоящим моряком стал!

Екатерина Ивановна по комнате уже передвигалась с палочкой, но была так же хлопотлива и заботлива. На столе сразу появилась знакомая мамалыга и чай.

- Ешь, - гладя меня по голове, как маленького, говорила Екатерина Ивановна. - Я здесь одной женщине платье сшила, так она кое-каких продуктов мне дала.

Расправляясь с мамалыгой, я рассказал Екатерине Ивановне о капитане.

- Господи! - она перекрестилась. - Всю войну пройти, под бомбами, под снарядами выжить, а теперь умереть!

Она долго не могла успокоиться, сокрушенно покачивая седой головой. Потом Екатерина Ивановна сообщила местные новости:

- Фима-примусник больше не работает у нас. С квитанциями крутил. Обирал народ, как только мог. Сколько скажет, столько и плати. А тут недавно соседка из эвакуации вернулась. Принесла Фиме примус, спрашивает: «А где ваш прейскурант, почему вы квитанцию не выписываете?». Фима аж глаза вытаращил. Вернул ей примус и вытолкал на улицу. Она в милицию. Пришли к Фиме: «Что это вы здесь частную лавочку устроили? Оккупантов в городе нет, и больше не будет!». Пришлось Фиме свернуть дело. Говорят, где-то на Привозе устроился. Но и там найдут. Знаешь, как взялись сейчас за таких! А ты ешь, ешь.

На «Аджигол» я вернулся вечером. Погода совсем испортилась. Под сваями пенилась и опадала черная вода. Буксир качало. Под натиском волн сходня покосилась и стояла торчком. Я закрепил сходню и заглянул на камбуз. Плита не чищена, ящик для угля пуст. На вахте Колька, но в кубрике темно. Поднялся в штурманскую - никого. Зная, что Груня утром, обругав и Кольку, и меня, примется чистить плиту, а потом побежит в бункерную яму набирать уголь, я принялся за работу. На палубе от ветра уже трудно было стоять, и когда я тащил из бункерной ямы ведро с углем, хлестнувшая через борт волна окатила меня с ног до головы.

Мокрый, злой, я спустился в кубрик и зажег лампу. Колька спал на моей койке, даже не сняв сапоги. От него сильно несло спиртным. Я принялся его тормошить:

- Вставай! Концы нужно набить, шторм!

Колька что-то промычал и повернулся на другой бок.

Обеспокоенный непогодой и отсутствием боцмана, который с кладбища пошел на поминки, я снова поднялся на палубу и вдруг увидел - поднятый на мачту фонарь погас. Я бросился к мачте, дернул фал, пытаясь спустить фонарь вниз, но фал не подавался. Его закрутило ветром. Бежать за Колькой? Раздумывать было некогда. Фонарь должен гореть!

Захватив на камбузе спички, я стал карабкаться на мачту, цепляясь за погнутые ступеньки скоб-трапа. Брызги волн доставали меня и здесь. В вышине устрашающе гудел ветер, фал больно хлестал по лицу, но я добрался до фонаря, прикрыл его от ветра и зажег фитиль. Но фитиль покоптел и погас. В фонаре кончился керосин.

Ну, Колька, даже сигнальный фонарь не зарядил!

Я расправил фал и спустил фонарь вниз. Потом слез с мачты, сбегал в подшкиперскую, принес керосин, залил фонарь и зажег. Вскоре поднятый на мачту фонарь ярко освещал бешеную толчею волн.

В кубрике я снова набросился на Кольку:

- Вставай!

Колька выругался, потянулся и, свесив с койки ноги, тупо уставился на меня.

- Ты же на вахте!

- Какая вахта? - приходя в себя, спросил Колька. Язык у него заплетался. Таким я видел Кольку впервые.

- Фонарь ты почему не зарядил?

- Какой фонарь? - Колька по-прежнему смотрел тупым мутным взглядом. - Я бушлат просадил. Понимаешь? Бушлат. Теперь каюк, -Колька икнул. - Каюк. Что я Дракону скажу?

Он потер руками лицо, словно стараясь стереть хмель.

- А Д-дракон у нас мировой. Эт-то я тебе говорю. Обещал дать бушлат - и дал. «На, - говорит, - Николай, холодно уже. Носи». А я п-просадил.

Да, таким я Кольку видел в первый раз!

В это время на палубе послышались тяжелые шаги, и в кубрик спустился боцман. Поздоровавшись, он до отказа выкрутил в лампе фитиль. В кубрике стало светло. Раздевшись, боцман молча сел к столу, положив на колени большие руки.

Увидев боцмана, Колька неестественно оживился, спрыгнул с койки и, протопав к ведру с водой, загремел кружкой. Напившись, он вытер подбородок, закурил и в привычной задиристой манере сказал:

- Некоторых людей на пароходы загранплавания посылают, водочку они от вольного пьют...

Боцман мрачно посмотрел на Кольку. Я весь сжался, ожидая скандала, но Иван Максимович сдержал себя. Его осунувшееся за эти дни лицо сильно побледнело.

- Одно меня успокаивает, - сказал он. - Такие, как ты, Николай, -вымирающее племя.

- Вымирающее, говоришь! - взорвался Колька. - Значит, за человека не считаешь? А я тебя сейчас хвалил: «Дракон у нас мировой!». Конечно, Миша тебе повестки шлет, на новый пароход приглашает. А Колька Рымарь, по кликухе Жених, должен на этом корыте гнить! Вычеркнули из судовой роли, как из жизни. А в середку мне кто заглянул? Спросил, чем ты, Николай, живешь? Думаешь, чего я в запой ударился, чего?

Глаза у Кольки снова приобрели осмысленный блеск. Он затянулся папиросой, с силой ткнул ее в пепельницу и тяжело сел на табурет.

- Никому не говорил, Дракон, тебе скажу, - он помолчал, глаза его вдруг налились тоской. - Я ж на «Шахтере» плавал. Подходили мы ночью к Констанце. Я на руле стою. Маяк уже открыться должен, а его нет. А я по времени знаю, пора. Не первый рейс в Румынию делаем. Капитан с буфетчицей калякает, чай она ему принесла. Любовь они крутили. Мне плевать. Но маяка - нет! Отпросился я в гальюн, а сам в штурманскую. Глядь на карту, так и есть. На минное поле идем. Постоял, собрался с мыслями - и назад. «Товарищ капитан!» А он уже смекнул, забегал по мостику, командует штурману, чтоб вместо меня за руль стал: «Лево на борт!». А штурман с перепугу прямо руль держит. Молодой, только после курсов к нам пришел... Оттолкнул я штурмана, руль как бешеный перекладываю и кричу этой стерве: «А ну, пошла отсюдова!». Расплакалась дама. Схватила чайник и хлопнула дверью. Капитан промолчал. Легли на нормальный курс, открылся маяк. Только мне с той ночи житья не стало... Пришли в Одессу, выпил со злости, а капитан только и ждал этого. Поднял меня с койки, доктора привел. Установили факт алкогольного опьянения. Накатал характеристику: «Имеет склонность к спиртным напиткам». Ну, Миша и дал гон... Вот я и решил: темнота - залог здоровья.

- Значит, сдался? Вылез из окопа и поднял руки? - боцман ударил кулаком по столу. - Ждешь, пока другие мерзавцев на чистую воду выводить будут? Ждешь, пока кто-то разрушенное войной хозяйство восстановит? А ты... пить и гулять? Обиду свою лелеять и дулю в кармане держать! Нет, Колька, фашизму хребет сломали, а с собственной нечистью тем более справимся.

На виске у боцмана пульсировала багровая жила. Колька сидел сникший, потерянный. Иван Максимович посмотрел на него и поморщился:

- Спи. Во сне думать не надо.

...Проснулся я от страшного удара. В кубрике было темно. За бортом тяжело ворочалось море, сверху слышался давящий шум дождя. Вдруг над головой протопали сапоги, и в кубрик ворвался голос боцмана:

- Аврал!

Я растолкал Кольку, быстро оделся и выскочил на палубу. По лицу меня хлестнул мокрый ветер. Палуба под ногами стала легкой, чужой. Фонарь на мачте то приближался к воде, то стремительно уходил вверх. Сверкнула молния, осветив вспененное море.

На палубе появился Колька.

- Конец убился! - крикнул боцман. - Тащите из подшкиперской новый!

Только теперь я заметил: мы отошли от берега. Волны разворачивали нас к молу. С кормы тянулся к сваям последний провисший конец.

Хватаясь за фальшборт, мы добрались до подшкиперской, вытащили на палубу тяжелую бухту манильского конца и поволокли на корму. Но тут снова раздался тот странный звук, который я услыхал, когда проснулся.

- Шабаш! - и боцман вытер фуражкой мокрое лицо. - Последний конец убился. Хорошо, хоть Груни нет...

Снова сверкнула молния, осветив камни мола. Они были уже близко.

- Колька, слышь, хватай манилу и давай к берегу! Иначе...

- Сам знаю, что «иначе», - сбрасывая сапоги, крикнул со злостью Колька и, надев на себя швартовную петлю манильского конца, прыгнул в воду. Волны накрыли его с головой, но он вскоре вынырнул и, увлекая за собой конец, поплыл к берегу.

- Слабины ему давай!

Я стал сбрасывать за борт упругие шлаги конца.

- Скорей! - торопил меня боцман. - Может, успеет!

Мы не видели, как Колька добрался до свай, только почувствовали - натянулся над водой конец, и услышали:

- Крепи-и-те!

Боцман быстро поставил на шпиль палы, закрепил манилу, и мы начали вращать туго заскрипевший барабан.

С рассветом на причал прибежала Груня. Мы все еще подтягивались, но были уже близко от берега. На знакомом дереве висела Колькина рубаха. Сам Колька в одних трусах стоял на сваях и выкручивал брюки.

Груня сложила рупором ладони и закричала:

- Как вы тама?

- Чего орешь? - оборвал ее Колька. - Без тебя обойдутся. Дай лучше махры.

Отправить в FacebookОтправить в Google BookmarksОтправить в TwitterОтправить в LiveinternetОтправить в LivejournalОтправить в MoymirОтправить в OdnoklassnikiОтправить в Vkcom