Витражи Шагала
В СССР в годы правления Сталина имя этого художника было мало известно. Как малоизвестны были имена Бунина, Набокова и других выдающихся писателей и художников лишь потому, что в двадцатых годах прошлого века, не желая мириться с большевистским режимом, они покинули Россию, став эмигрантами. И лишь в годы хрущевской «оттепели» их имена стали возвращаться на Родину.
Впервые имя Шагала я узнал, когда плавал третьим механиком на танкере «Херсон». Не помню, в каком это было году. Помню только, что, погрузив в одесской нефтегавани десять тысяч тонн дизельного топлива, мы пошли развозить его по Европе. Часть выгрузили в Марселе, часть в Антверпене, а остаток выгружали в Роттердаме.
По выходе из Антверпена у меня разболелся зуб. Боль была невыносимой. Наша судовая врачиха дала мне обезболивающие таблетки, но они не помогали. Расстроенная женщина, успокаивая меня, говорила: «Ну, потерпи, миленький, потерпи. Скоро придем в Роттердам и поедем к зубному врачу».
И вот там, в приемной врача, ожидая, когда меня вызовут, я увидел на стене странную картину. На какой-то момент я даже забыл о зубной боли.
На картине была изображена кривая улочка с подслеповатыми домишками, покосившийся фонарный столб, возле которого стояла коза, а над домишками витал в воздухе скрипач, и на него с одной из крыш смотрел петух.
Голубые и оранжевые тона картины были настолько яркими, что невольно притягивали взгляд. Картина напоминала сказку, которую в детстве перед сном рассказывала мне мать. В углу стояла подпись: «Марк Шагал».
В те времена мы были воспитаны на реалистической живописи. Советские художники, воспевая трудовые подвиги советских людей - строителей коммунизма, изображали на своих полотнах рабочих, колхозников, летчиков, спортсменов, и если кто-то из художников отклонялся от метода социалистического реализма, то мог лишиться свободы. В колымских концлагерях наравне с бесчисленными «врагами народа» сидели и художники-формалисты. Так называли тех, кто нарушал предписанные большевистской системой идеологические догмы. Ничего не изменилось в этой системе и после смерти Сталина. 1 декабря 1962 года глава советского правительства Н. С. Хрущев лично разогнал устроенную в московском Манеже выставку молодых художников, которые рискнули отойти от предписанных компартией догм. А 15 сентября 1974 года, уже в годы правления Л. И. Брежнева, была разогнана милицией и снесена бульдозерами устроенная на одной из московских улиц выставка картин художников-модернистов. Она получила название «Бульдозерная выставка». Поэтому и удивила меня своей фантазией увиденная впервые картина Шагала.
В следующий раз я снова встретился с его картинами спустя несколько лет в Бразилии, в Рио-де-Жанейро. Плавал я тогда уже вторым механиком на теплоходе «Устилуг». Было это вскоре после полета в космос Юрия Гагарина и его триумфального посещения многих стран мира, в том числе и Бразилии.
Гидом Гагарина в Рио была русская женщина Ольга Павловна Егоренкова. Когда мы пришли в этот живописный бразильский город с возвышающейся над ним огромной статуей Христа, Ольга Павловна каждый день приезжала к нам, как она объясняла, «поговорить на родном языке».
Родилась она в Китае, в Харбине, где после закончившейся в России в 1922 году Гражданской войны обосновались бежавшие от большевиков офицеры разгромленной Белой армии. Участь этих людей была печальна. Не имея никаких средств к существованию, они вынуждены были работать грузчиками, носильщиками, чернорабочими. И многие, заработав кое-какие деньги, уезжали из Китая в Канаду, США и в другие страны американского континента. Так семья, в которой родилась Ольга Павловна, оказалась в Бразилии.
Отец ее был русским, а мать украинкой. Мать часто рассказывала дочери о «ридной Украине». И Ольга Павловна страдала оттого, что никогда не видела свою историческую родину, а только угадывала ее красоту...
Помимо Ольги Павловны к нам приходило много украинцев, уехавших в двадцатых годах прошлого века из Западной Украины в Америку в поисках работы. В Бразилии они работали на кофейных плантациях. Старые изможденные люди, они приходили к нам «побачиты ридных хлопчиков».
По распоряжению капитана матросы натянули на корме тент, поставили скамейки, столы, и наши гости, осмотрев судно и «побалакав» с нашими ребятами, угощались на корме украинским борщом. Его готовила для них наша повариха, добрейшая тетя Катя. И когда они с аппетитом ели, она стояла в сторонке и украдкой вытирала слезы...
Незадолго до нашего отхода из Рио Ольга Павловна пригласила капитана, стармеха, старпома и меня к себе. Она была владелицей магазина женской одежды. Магазин был где-то в городе, а жила Ольга Павловна на берегу океана, в доме, просолившемся от океанских ветров. Из окон дома открывался великолепный вид на белевшие вдали паруса прогулочных яхт. А в залитой солнцем гостиной, куда ввела нас Ольга Павловна, всю стену занимал увеличенный портрет Юрия Гагарина с его автографом.
За обедом, которым угощала нас хозяйка дома, она рассказала, почему именно она была гидом Гагарина. Подруга Ольги Павловны работала в мэрии, и когда стало известно, что Юрий Гагарин должен посетить Рио-де-Жанейро, она предложила мэру Ольгу Павловну, знающую русский язык, в качестве гида.
- Это были самые счастливые дни моей жизни, - сказала Ольга Павловна. - Он ворвался в Рио, как ураган, всколыхнувший многомиллионный город. Везде, где бы мы ни появлялись, его приветствовали толпы людей. Его обаятельная улыбка очаровывала всех, и город содрогался от восторженных криков: «Гагарин! Гагарин!». А потом он был гостем этого дома и сидел за этим самым столом, где сидите вы. За этим столом он подписал мне свою фотографию, которую я потом увеличила...
Вот тогда в доме Ольги Павловны помимо фотографии первого космонавта я увидел и несколько картин Шагала. Показывая нам свой дом, хозяйка ввела нас в комнату, которая была уставлена вазами с цветами и увешана картинами.
- В этой комнате я отдыхаю душой, - сказала Ольга Павловна. - Здесь копии картин моих любимых художников.
Картины, которые я увидел, были мне хорошо знакомы. И «Золотая осень» Левитана, и «Грачи прилетели» Саврасова, и «Ночь над Днепром» Куинджи. Но Шагал...
Когда я сказал Ольге Павловне, что этот художник у нас неизвестен, она удивилась:
- Как? Он же родился и вырос в России, в Витебске. Его работами гордятся музеи всего мира! Неужели у вас его не знают?
В ответ я лишь пожал плечами...
Погрузив в Рио-де-Жанейро полные трюмы мешков с бразильским кофе, мы снялись на Данию, в Копенгаген.
Этот «кофейный рейс», как назвал его капитан, был тяжелым. За время стоянки в Рио, где температура забортной воды была около тридцати градусов по Цельсию, корпус судна настолько оброс ракушками, что мы еле ползли через Атлантический океан. А когда подошли к берегам Европы, начиная с Бискайского залива стало штормить так, что из-за стремительной качки ни есть, ни спать не было никакой возможности.
Зато по приходе в Копенгаген мы смогли насладиться красотой столицы Дании, торжественными ансамблями ее площадей и парков, постоять на набережной возле знаменитой скульптуры андерсоновской Русалочки и пройтись по уютной улице имени датского короля Кристиана X.
Этот король в годы второй мировой войны, когда Дания была оккупирована фашистской Германией, и датским евреям было приказано носить на одежде шестиконечные желтые звезды, первым нашил на свой костюм такую звезду и прошел по улицам города. А потом по его указанию датские рыбаки стали по ночам переправлять на своих лодках датских евреев в нейтральную Швецию, спасая их от депортации в гитлеровские лагеря смерти.
Когда спустя много лет мне довелось быть в Иерусалиме в Музее Катастрофы европейских евреев «Яд ва-Шем», на Аллее праведников мира, где посажены деревья в честь тех, кто спасал евреев в годы второй мировой войны, я увидел дерево, посаженное и в честь короля Дании Кристиана X...
Но - этот очерк о Марке Шагале. Так вот, когда мы уходили из Копенгагена, там открылась выставка его картин. Я на нее не попал. И лишь в годы горбачевской перестройки с отменой всевозможных запретов купил - уже не помню, где, - альбом репродукций Шагала.
С его картин, словно сквозь фантастические сновидения, открывалась простая правда жизни с ее радостью, грустью, разумом, а порой и безумием.
Марк Шагал родился в конце XIX века в бедной еврейской семье (его отец был грузчиком у торговца рыбой), прошел через все унижения, которым подвергались евреи в царской России, покинул в 1922 году родину из-за несогласия с проводимой большевиками в отношении искусства политикой, перебрался в Париж и благодаря щедрости и мужеству своего таланта стал знаменитым художником.
На своих полотнах он показал мир еврейских местечек, напоминающий рассказы Шолом-Алейхема с их мудрой печалью, занимался книжной графикой, иллюстрировал Библию, создавал витражи на библейские темы, которые украшают соборы в Израиле, Франции, Британии и США. И лишь для одной страны отказывался работать -для Германии. Шесть миллионов уничтоженных немецкими нацистами евреев были для него незаживающей раной...
В январе 2015 года в Германии вышла переведенная на немецкий язык моя книга «Возвращение с Голгофы». Мой переводчик Ян Менинг живет в Майнце, и после выхода книги он организовал мне встречу со студентами местного университета, изучающими историю Холокоста. Эти страшные страницы немецкой истории в Германии изучают в школах, и будущим преподавателям истории было интересно меня послушать.
После встречи со студентами Ян предложил пройтись по городу, осмотреть его достопримечательности. Он повел меня в дом-музей Иоганна Гуттенберга, изобретшего книгопечатание, а затем сказал:
- А сейчас я поведу вас в церковь Святого Стефана. Она была построена в 1315 году, разрушена американскими бомбами в 1945-м, а когда ее реставрировали, то витражи для нее делал Шагал.
- Шагал? - удивился я. - Из его биографии я знаю, что он отказывался работать для Германии!
- Да. Но его все же уговорил настоятель этой церкви Клаус Майер. Уговаривал долго, доказывая необходимость стирания границ между религиями и национальностями. И уговорил. Шагал работал над этими витражами, когда ему было уже девяносто лет!
За этим разговором мы подошли к католической церкви, выстроенной в готическом стиле. Церковь как церковь, каких в Германии много. Но когда мы вошли, передо мной открылось волшебное зрелище.
Снаружи через витражи лился свет, наполняя церковь небесной голубизной. А на самих витражах были изображены все библейские легенды, звучащие гимном оптимизму и надежде.
Витражи девяностолетнего Шагала воспринимались одой радости бытия. От них словно исходил призыв: «Живите и радуйтесь!».
Это слова Шагала, которые произнес он, когда закончил свой труд. Слова эти выбиты на бронзовой доске при входе в церковь вместе с датами ее постройки, разрушения и восстановления.
Заканчивая этот очерк, мне хочется повторить: «Живите и радуйтесь!» - как завещал великий художник Марк Шагал.
2015 г.
