Магазин «Одесса»
Лет пять подряд теплоход «Аркадий Гайдар», на котором я плавал старшим механиком, работал на регулярной юго-восточной линии с заходами в Аден, Сингапур, Джакарту, Гонконг и в порты Японии. Грузы возили разные, а в Японии в трюмы и на палубу брали трубы большого диаметра для строившегося тогда трубопровода «Дружба».
Когда мы приходили в Японию, то в любом порту можно было увидеть два или три судна, на корме которых, как и у нас, значился порт приписки Одесса. Они, как и мы, грузили трубы или японскую технику - автокары, бульдозеры и самоходные подъемные краны, которые тоже использовались при строительстве этого огромного, протянувшегося на тысячи километров трубопровода.
Япония - дорогая страна. Большинство магазинов были нам не по карману. И только в Кобе, где мы обычно заканчивали погрузку, можно было купить недорогие вещи, которые в те времена в Советском Союзе были дефицитом. Покупали мы их не в торговых центрах и не в фирменных магазинах, а на окраине города под железнодорожным мостом, по которому с грохотом проносились составы.
Там, под мостом, ютились тесные лавчонки, увешанные женскими кофтами, свитерами, уставленные всевозможной обувью и различными аксессуарами. Продавались там и недорогие синтетические ковры, сервизы, изящные японские статуэтки и многое другое, что по возвращении в Одессу сбывалось на знаменитом одесском толчке.
Торговал под мостом пожилой японец Миша. Японское имя у него было, конечно, другое. Но чтобы привлечь в свою лавку наших моряков, он придумал себе это имя, а лавку назвал «Магазин «Одесса». А так как под мостом можно было встретить не только одесситов, но и балтийцев, и дальневосточников, то по примеру Миши и другие японские торговцы стали называть свои лавки именами русских городов: «Ленинград», «Владивосток», «Находка».
Вывески на лавках были украшены разноцветными лампочками, которые, мигая и переливаясь, придавали базару под мостом праздничный вид. Из некоторых лавок даже лились звуки магнитофонных записей русских песен, а у входа стояли ярко раскрашенные куклы, похожие на матрешек. Но почему-то больше всего покупателей было всегда у Миши.
Он немного говорил по-русски, и как-то я спросил:
- Миша, откуда вы знаете русский язык?
Он ответил:
- Солдат, солдат.
Что означало это «солдат», было непонятно, но больше ничего Миша объяснить не мог - из-за слабого знания языка. Да и времени на объяснения не было. Увольнение в город было у нас ограничено, и толпившимся в лавке морякам хотелось поскорей сделать покупки и успеть заскочить в какой-нибудь бар выпить пива, а не выслушивать объяснения Миши.
Несмотря на то, что Миша знал с десяток русских слов, самым ходовым у него было японское: «харакири». Когда с ним начинали торговаться, упрашивая уступить за меньшую цену какую-нибудь вещь, он мотал головой:
- Харакири.
Это означало, что отдать вещь по более низкой цене было для него равносильно удару кинжалом в живот, что делали японские самураи, умирая за своего императора. Но зато когда с Мишей расплачивались, он, прижимая руку к груди и повторяя: «Спасибо, спасибо», - добавлял к сделанной покупке женскую косыночку, зажигалку или плитку шоколада.
В Мишиной лавке на самом видном месте висела открытка с видом одесского оперного театра. Потом к ней прибавилась еще одна - с видом Потемкинской лестницы. И когда его спрашивали, где он взял эти открытки, он улыбался и, кланяясь, повторял:
- Привези, привези.
Из этого ответа можно было понять, что открытки ему привез кто-то из наших моряков, и Миша просит привезти еще.
Потом в Мишиной лавке появилась статуэтка Дюка. Он установил ее на деревянной подставке и сделал разноцветную подсветку, отчего Дюк переливался всеми цветами радуги.
Вот так выглядел этот «Магазин «Одесса» в Кобе.
Уже на подходе к Японским островам сознание того, что в Кобе, в неказистой лавке под железнодорожным мостом, содрогавшимся от проносящихся по нему составов, нас ждет встреча с видами родного города, наполняло душу радостью. И как только мы приходили в этот порт, всех охватывало желание поскорей попасть к Мише. И уже потом, когда мы выходили из Кобе, и когда скрывался за горизонтом последний японский маяк, посещение Мишиной лавки, словно короткое свидание с Одессой, не утихало в сознании, как гул долго не замирающей струны...
В один из приходов в Кобе к нам приехал представитель советского консульства. Консульские работники часто навещали наши суда в разных странах мира, рассказывая о порядках в данной стране и предупреждая, куда можно ходить советским моржам, а куда нельзя.
В этот приезд работник консульства рассказал о ситуации с Курильскими островами. После русско-японской войны 1905 года, в которой царская Россия понесла жестокое поражение, эти острова вместе с Южным Сахалином отошли от России к японцам. А после разгрома Японии во второй мировой войне и Южный Сахалин, и Курильские острова снова вошли в состав России, то есть в тогдашний СССР.
- Сейчас в японских городах проходят демонстрации с требованиями вернуть Японии Курильские острова, которые они называют «северными территориями», - сказал наш гость. - В связи с этой ситуацией против наших моржов возможны провокации. Так что, при увольнении в город будьте осторожны.
Наш помполит, постоянно напоминавший нам о всевозможных провокациях, тут же вскочил:
- Здесь, в Кобе, под мостом торгует один японец. Называет себя Мишей. Говорит немного по-русски. Даже свой магазин назвал «Одесса». По-моему, это провокация, и нам не стоит к нему ходить!
Работник консульства улыбнулся и ответил:
- Мы знаем этого Мишу. Это бывший японский солдат, который после разгрома советскими войсками в конце 1945 года Квантунской армии попал к нам в плен. Тогда он и выучил немного русский язык. Но ничего подозрительного за ним не замечалось. Антисоветскую литературу не предлагает, антисоветских разговоров не ведет. А то, что свою лавку назвал «Одесса», это его право.
Так вот почему, когда я спросил Мишу, откуда он знает русский язык, он ответил: «Солдат, солдат»...
Но помполит, явно неудовлетворенный ответом консульского работника, подошел к нему после собрания и долго еще о чем-то с ним разговаривал. На следующий день, когда мы стали собираться в город, помполит предупредил:
- Вы слышали, что в городе могут быть провокации. Вы там с этим Мишей поосторожней.
Никаких демонстраций по дороге к Мише мы не увидели. Город жил своей обычной деловой жизнью, и когда мы пришли под мост, японские торговцы, как всегда, приветливо улыбаясь, приглашали зайти в их лавки.
Со мной в группе была наша повариха Надежда Петровна Клименко, грузная немолодая женщина, плававшая раньше на китобазе «Советская Украина». Когда бы я ни зашел на камбуз, Надежда Петровна начинала рассказывать об адских условиях работы китобоев, которые уходили на промысел в далекую Антарктику на восемь-девять месяцев. Плавая одно время на танкере «Херсон», мне довелось сделать несколько рейсов в те широты. Мы доставляли китобоям дизельное топливо, а помыв после выгрузки танки, брали в них китовый жир. Так что с Надеждой Петровной у меня всегда было о чем поговорить.
Когда мы только пришли в Кобе, Надежда Петровна купила у Миши какую-то кофточку. Чем-то покупка ей не понравилась, и Надежда Петровна шла теперь со мной, чтобы я попросил Мигну обменять эту кофточку на другую.
Миша не только обменял ей кофточку, но дал еще в придачу пару колготок, повторяя при этом: «Спасибо, спасибо». Но как только мы вышли из лавки, Надежда Петровна споткнулась и грохнулась на землю. Я не успел ее удержать. Упав, она разбила колено.
Я и бывший со мной в группе матрос Ярыга с трудом ее подняли, а подбежавший к нам на помощь Миша помог затащить повариху в лавку. Усадив Надежду Петровну на стул, Миша достал из аптечки йод, вату, бинт и, как заправский медбрат, обработал рану и наложил повязку. После этого он вызвал по телефону такси, оплатил дорогу до порта, и мы, по выражению Ярыги - «как белые люди» (экономя деньги, мы никогда в Японии на такси не ездили), прибыли на судно.
У трапа нас встретил помполит. Увидев хромающую Надежду Петровну с забинтованной ногой, удивленно вскинул брови:
- Где это вас угораздило?
- Возле Миши, - ответила повариха.
- Возле Миши? Я же говорил, что этот японец способен на провокации!
Надежда Петровна скривилась то ли от боли, то ли от досады, что ее не так поняли, и пошла в свою каюту, а я как старший группы стал объяснять подробности случившегося.
- Изложите мне все в письменной форме, - оборвал меня наш строгий политический начальник. - С приходом в Одессу мне нужно будет доложить об этом кому следует.
Мне ничего не оставалось, как сесть вечером за письменный стол и изложить подробно на бумаге все, что произошло с членом моей группы Надеждой Петровной Клименко при увольнении в городе Кобе.
Но на этом дело не кончилось. Когда мы пришли в Одессу, и на борт поднялись таможенники и пограничники, с ними прибыл и куратор из КГБ, в чьем ведении был наш теплоход. Пока шел досмотр судна, он пригласил меня в каюту помполита, где успел ознакомиться с моим рапортом, и стал подробно расспрашивать о Мише и обо всех наших походах в его лавку.
Потом была вызвана Надежда Петровна. Нога у нее давно зажила. На долгом переходе от Японии до Одессы она успела забыть все, что приключилось с ней в Кобе. Но ей прочитали мой рапорт и спросили, все ли в нем изложено точно.
Когда мы вышли из каюты помполита, Надежда Петровна, в сердцах сплюнув, сказала:
- И за что им только деньги платят!
А в следующий приход в Кобе мы не застали ни Мишу, ни его лавку.
Когда мы пришли к знакомому мосту, то наткнулись на ограду, какой обычно ограждают стройки или аварийные участки дорог. Из-за ограды слышался резкий запах гари, какой помнился мне с сорок первого года, когда фашистские самолеты бомбили Одессу. Тогда этим запахом были пропитаны не только развалины домов и искореженные бомбами улицы, но и все одесские квартиры. Это был запах войны...
Потоптавшись перед оградой, мы повернули назад, гадая, что могло произойти в полюбившемся нам месте.
Все объяснилось через несколько дней, когда к нам снова приехал работник консульства. Он рассказал, что в городе была демонстрация, участники которой требовали от СССР вернуть Японии Курильские острова. А потом толпа хулиганов ринулась под мост, где находились лавки с названиями советских городов. Их хозяева были избиты, а лавки разграблены и сожжены.
Вот так закончил свое существование базар под железнодорожным мостом города Кобе и была уничтожена нехитрая торговля бывшего японского солдата Миши, назвавшего свою лавку «Магазин «Одесса»...
2013 г.
